— Могу только дать совет позаботиться о собственной безопасности, дядя. Мне кажется, что ибн-Азиз уже объявил вам войну.
— Лучше он, чем Оксли.
Всего час назад Ракким купил в Зоне преобразователь сигнала. У того самого специалиста по электронике, который извлек из часов Сары микрочип и предложил за него тысячу долларов. Тяжкое преступление для всех, кто принял в нем участие.
Передатчик отправлял сигнал телефона на небольшое устройство, спрятанное Раккимом в салоне трамвая, причем параметры сигнала, при помощи которого осуществлялась связь, отличались от параметров сотового лишь более высокой мощностью.
— Позвоню, когда будет новая информация.
— Тебе не удастся перехитрить Старейшего — по крайней мере, самостоятельно.
Люди Рыжебородого выводили из трамвая туристов и подвергали тщательной проверке.
— Откуда такая уверенность. Я только что перехитрил вас, а вы гораздо умнее его, — Ракким разорвал соединение.
Лучи заката позолотили волосы Сары. Муэдзин с минарета Великой мечети созывал правоверных на вечерний намаз. Они сидели на скамейке, прижавшись друг к другу, и наблюдали, как агенты службы безопасности обыскивают трамвай. Ничем не оправданная бесцеремонность. Признак бессилия.
Набирая номер личного телефона Марди, Ракким не спускал глаз с нового рекламного шедевра джихад-колы. Стоявшую рядом Сару, казалось, охватило полное оцепенении.
На торжественное открытие собралась огромная толпа, не меньше пяти тысяч человек. Она даже выпирала на примыкавшие к площади улицы. В царившей на Пайонир-сквер давке Раккиму не составило особого труда выудить сотовый из кармана какого-то зазевавшегося модерна. Отличный аппарат с интерактивным растровым дисплеем последней модели.
— Это я.
— Что случилось?
Модерны вокруг завопили и разразились аплодисментами. Над площадью повисла голограмма размером с трехэтажный дом, причем создавалось четкое впечатление, будто она обладает бесконечной глубиной. Фундаменталисты раскачивались и шептали молитвы, впав в экстаз, вызванный грандиозным зрелищем. Даже Сара открыла рот от восхищения.
— Что там за шум? — спросила Марди.
Толпа пришла в восторг, конечно, не из-за голограммы — голографическая реклама существовала уже в течение двадцати лет. Их воодушевило изображение. Ислам не одобрял воспроизведение лиц и тел, в том числе и для рекламы, а потому дизайнерам приходилось показывать лишь само изделие и надеяться завладеть вниманием потребителей посредством ярких красок и замысловатых шрифтов. Жалкая подмена зрительных образов и еще одна причина экономического застоя.
— Я едва тебя слышу, — сказала Марди.
— Тебе необходимо покинуть «Полнолуние».
Новая реклама джихад-колы явила молодую мусульманскую пару, наслаждавшуюся напитком в парке, и наставницу девушки на заднем плане. Уникальность голограммы состояла в ее мозаичном комбинировании. Объемное изображение состояло из тщательно выверенных слоев, воспроизводивших строки Священного Корана на арабском языке. Использование текстов из великой книги позволяло обойти запрет на использование человеческих образов, а сами они, как считалось повсеместно, обладали уникальной магической силой. Добавленная стоимость продукта. На разработку программного обеспечения, используемого при формировании голограммы, потребовалось три года, но внедрение мозаичных изображений, несомненно, стало революционным шагом в рекламном бизнесе. Первый проект запустили в столице, однако аналогичные торжественные церемонии предполагалось провести в Лос-Анджелесе, Чикаго, Нью-Детройте, Денвере и других крупных городах. Мулла Оксли одобрил проект от имени «черных халатов», но Ракким и представить себе не мог, как отнесется к происходящему ибн-Азиз.
— Куда ты пропал? — крикнула Марди.
Он отвернулся от толпы и прикрыл микрофон ладонью.
— Ты должна уйти из «Полнолуния». Немедленно. Продавец спиртного, который так тебя очаровал, на самом деле был ассасином. Это убийца.
— Откуда ты знаешь?
— Возьми деньги из сейфа и уходи. Из аэропорта позвони Риггсу, скажи, что в течение месяца оставляешь клуб на него. Думаю, за четыре недели ничего страшного не произойдет.
— Он нас обворует до нитки.
— Считай это платой за жизнь. — Ракким понизил голос, стараясь говорить убедительно. — Возьми отпуск, партнер. У тебя уже столько денег, что ты не сможешь потратить их до конца жизни. Домой за вещами не заезжай. Просто уходи. Через месяц позвони в клуб и попроси позвать меня. Если меня не будет, позвони еще через месяц.
— Все настолько плохо?
Ракким бросил взгляд на Сару, делавшую вид, будто разговор ее совершенно не интересует.
— Да.
39
Перед полуденным намазом
— Что мне пришлось совершить, чтобы достать для тебя эту информацию? — переспросил Коларузо, поправляя воротник куртки Раккима и незаметно опуская ему в карман микрочип с информацией. — Мне пришлось нарушить закон.
— И разумеется, впервые, — заметил Ракким.
Коларузо сдержал улыбку и облокотился на ограждение. Энтони-младший и Сара кружились по катку, держась за руки. Его сын чувствовал себя на коньках не очень уверенно.
— Неплохая пара.
— Да пошел ты!..
Большую часть посетителей составляли католики и модерны, однако кроме них здесь присутствовали и умеренные в роскошных костюмах. Каток оставался одним из немногих мест, где они могли вступать в физический контакт с лицом противоположного пола, правда, под неусыпным взглядом наставниц.
— Я просто подумал, что если человек ради друга поставил на карту собственную карьеру, то он имеет право знать, ради чего все это.
— Сара работает над книгой, и в связи с этим ей грозят серьезные неприятности. Сафар Абдулла — один из предметов исследований. Я забочусь о том, чтобы она хорошо питалась и спала по ночам. Вот и все.
— Абдулла умер двадцать пять лет назад, поэтому вряд ли сможет рассказать что-нибудь интересное, — процедил сквозь зубы Коларузо. — Инженеры — самые унылые люди в этом мире. Умереть в сорок три года по естественной причине. Скорее всего, скончался от скуки.
— Я просто… — Ракким подождал, пока два мальчика не промчатся мимо. — Я просто хотел, чтобы ты узнал последний адрес, его и всех членов семьи. Больше ничего.
Толстый детектив подтянул брюки.
— Всегда отличался любознательностью. Если б не пошел работать в полицию, то, скорее всего, стал бы шпионом.
— Ну ладно. Я не думаю, что смерть Абдуллы была естественной. Доволен?
— Не совсем. — Коларузо раскачивался на каблуках. — Кстати, если собираешься эксгумировать тело, имей в виду, кто-то тебя опередил. Несколько странно, да? Он был набожным мусульманином, а семья разрешила вырыть его тело через неделю после похорон. Вырыть и кремировать. Жена молчала. Шум подняла администрация кладбища. Его название: кладбище Мучеников Фаллуджи. Как мне удалось выяснить, среди мусульман Лос-Анджелеса оно считается самым престижным. В файле есть копия их гневного письма, адресованного супруге. Прочти обязательно. Еще есть письмо имама, настоящая классика. Грозит бедной женщине адским пламенем. Причем не только ей, но и покойному мужу. Следует признать, этот праведник умеет утешить.
Мимо них проносились люди в ярких одеждах. Ракким где-то слышал, будто при старом режиме на катках играла музыка. Сейчас раздавался только скрип роликов.
— Итак, почему правоверная мусульманка разрешила извлечь тело покойного мужа, да еще среди ночи? — продолжил Коларузо. — Мне удалось разыскать заказ на вскрытие могилы. Работы начались в два часа пополуночи. Конторе пришлось заплатить могильщикам по двойному тарифу. — Он наклонился к Раккиму. — Теперь ты понимаешь, почему это меня заинтересовало?
Бывший фидаин, оттягивая время, вгляделся в лица катающихся, наставниц и зрителей на трибунах. Ни одно не привлекло его внимания. Иногда появлялись «черные халаты», служившие молчаливым напоминанием о необходимости соблюдать приличия, однако особых неприятностей не доставляли, поскольку заведение вносило щедрые пожертвования на нужды местной мечети.
— Тебе удалось найти вдову?
— Последовала за мужем через пару лет. Похоронена на кладбище Аль-Аква в Ван-Нуйсе. Это кладбище не такое шикарное, как Мучеников Фаллуджи.
— Дети? Родственники?
— Единственная дочь. Фатима. Все есть на чипе. Могу только сказать, родителям повезло не дожить до этих дней и не узнать, во что она превратилась.
Три наставницы средних лет в темных чадрах вели оживленную беседу, не спуская глаз с трех молодых девушек на катке.
— Спасибо, Энтони.
— Не стоит благодарности, — пробурчал Коларузо. — Ты охотишься на мертвецов, и я хотел бы знать почему.