в России эволюция к соглашению); либо некоторые европейские правительственные круги этим путем делают указание большевикам, в каком направлении они должны «реформироваться», чтобы привлечь иностранные капиталы. В пользу последнего объяснения есть у нас кое-какие данные, позволяющие думать, что и английские, и германские политические круги намекают большевикам на необходимость хотя бы такого рода уступок. В самой России, где всех наших продолжают держать, следов подобного «соглашательства» не видно, хотя говорят, что среди большевистских «вельмож», поддерживающих Ленина в ставке на капитализм, есть люди, думающие о том, что изолированными большевики не устоят и будут сметены союзом советской буржуазии, «спецов» и военных (объективно, конечно, самый правдоподобный исход из теперешнего противоречивого положения).
Советую Вам прочесть в 7-й книжке «Современных записок» [639] письмо из России: оно дает очень живую картину перерождения коммунистической партии в бонапартистскую или термидорскую. Решительно все наблюдения сколько-нибудь вдумчивых людей – и русских, и иностранцев, – приезжавших за последнее время, сходятся на этом констатировании образования «нового русского общества» – насквозь буржуазно-индивидуалистического, – родившегося под суровой ферулой[640] большевистской диктатуры. Весь вопрос в том: настолько ли далеко подвинулась экономическая разруха, чтобы сделать для этой мелкой буржуазии невозможным выделить из себя новую крупную буржуазию, то есть пришла ли уже Россия в такое состояние, что иностранный капитал превратит ее, более или менее, в колонию без местной национальной буржуазии. На этот вопрос факта[641] трудно ответить. Скорее развитие пойдет средним путем, и часть народного хозяйства новая туземная буржуазия все-таки сумеет захватить и отстоять от иностранцев.
Читали ли Вы в последних номерах «Вестника» статьи Сумского? [642] Это – новый наш сотрудник (из «Киевской мысли» [643]), недавно приехавший (партийный человек), который подает большие надежды.
Чувствую себя хорошо, несмотря на уже наступившую осень. Не видал еще Каутских после их возвращения из Копенгагена, где он читал серию лекций.
Всего хорошего. Привет Ираклию Георгиевичу. Обнимаю. […]
Ю. Ц.
Письмо С. Д. Щупаку, 2 ноября 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Вчера вечером пришла Ваша телеграмма. Посылаю Вам прилагаемое письмо для отправки. Надеюсь, оно придет еще вовремя.
Насчет отправки посылок мы поговорим и решим в четверг. В Париже наши хотят устроить, совместно с эсерами, Красный Крест для помощи заключенным. Мы ничего не имеем против совместного с эсерами Креста, но боимся, чтобы в Париже такое предприятие не попало в руки «беспартийных демократов» а lа Степ. Иванович, т-те Плеханова[644], Айзенштат и т. п., которые из всего хотят сделать место для проявления своей «политич[еской] личности» и будут только портить. Здесь тоже Звездич и такая публика пытаются «пристроиться» к подобному Красному Кресту, и часть нашей публики было клюнула, но мы не намерены этого поддерживать. Лучше меньше собирать силами одних соц. партий, чем путаться со всей этой никчемной публикой.
Как Вам нравится нота Чичерина? [645] Думаю, что большевики сильно опоздали: полгода назад, когда антагонизм между Англией и Францией был еще сильнее, они могли бы признанием долгов кое-чего добиться. А теперь, судя по «Temps», с ними начнут говорить о политических уступках, чтобы в конце концов поставить ультимативно вопрос о серьезном финансовом контроле. Пока что своему престижу в европейских массах они нанесли серьезный удар.
Из России уже три с половиной недели не имеем никаких писем, что начинает даже беспокоить. Приехавшая из Москвы девица, видевшая Рубина[646] 20 октября, передавала, что все по-прежнему сидят и теперь еще меньше надеются на освобождение, чем прежде. О моих ничего не могли сообщить. Боюсь, что Рите не удалось получить паспорта.
От Павла Борисовича имел всего лишь одну открытку. О своем переезде в Берлин он что-то не пишет.
По-видимому, французский конгресс прошел достаточно бледно. Я послал туда большое приветственное письмо с описанием большевистских репрессий по отношению к нашей партии. До сих пор французы ни одного су для нас не собрали!
Не надоело ли Вам уже в Латвии?
У нас ничего нового. Финансовые дела «Вестника» несколько улучшились: кое-кого из меньшевистских «буржуев» удалось обложить «налогом», и если так пойдет, то мы будем обеспечены, несмотря на растущую дороговизну расходов. Ева Львовна собирается ехать на время в Свенцяны выручать свою старшую дочку, которая вырвалась из Сов. России и не может добиться выезда из Польши.
Здоровье мое прилично, несмотря на осеннюю погоду. А ваше как?
Ну, всего хорошего. Спешу на почту. Жму крепко руку.
Ю. Ц.
Из письма С. Д. Щупаку, 25 ноября 1921 г
Дорогой Самуил Давидович!
Чек Мазовера[647] получил. Сообщите, получили ли 1000 марок, которые Ева Львовна должна была выслать Вам по получении мною Вашего предыдущего письма (она сейчас уехала в Вильну к своей дочери, и я не уверен, что она перед отъездом исполнила поручение). Если не получили, я вышлю Вам все 1330 марок.
Дела «Вестника» теперь недурны, можно было бы сказать, что мы обеспечены на несколько месяцев, если б не полная невозможность строить какие-либо расчеты при нынешнем состоянии валюты. Пока жизнь дорожает, хотя и чуть ли не с каждым днем, но медленно (сравнительно); но в конце концов, если пропорция 1 доллар – 250–300 марок останется надолго, то цены должны будут учетвериться по сравнению с прошлогодними. Во всяком случае, здесь жить становится уже не так легко. Особенно скверно с квартирами и комнатами, которые и дорожают ужасно, и ненаходимы. А между тем сюда ежедневно перебираются все новые и новые россияне. Особенно бегут из Парижа. Уже сюда переехали и Минский[648], и Алексей Толстой[649], и еще кой-какие писатели. И вдобавок: объявился Степан Иванович, которого, как видно, Петр Пильский[650] окончательно не пустил в «Сегодня» [651]. Он приехал с женой и устроился в «Голосе России». Но, оказывается, его нахальство еще больше, чем Вы думали на основании его обращения к Вам. Ибо он немедленно по приезде подал заявление о желании вступить в наш с[оциал]-д[емократический] клуб (и жена тоже). Скромно ссылается на то, что 23 года работал в разных с.– д. организациях. Получит, конечно, должный ответ.
Здесь тоже довольно холодно. Я покашливаю, но чувствую себя неплохо. Последние письма из России были невеселы: сидящие там по провинциальным тюрьмам приуныли (очень уж там плохо). В Бутырке, по словам Бориса Ивановича [Николаевского], от которого получили письмо, живется теперь сносно. Освободили Андрюшу Кранихфельда; остальные все сидят. Рите Каменев, вопреки торжественному обещанию, не устроил паспорта за границу.
Да!