Должен сказать, что во главе почти всех этих частей стояли достойные люди, с которыми легко было сговориться и работать. Мой штаб состоял из капитана 1-го ранга Кононова[266] и начальника сухопутного отделения полковника Кардашенко,[267] честного и дельного работника, которому я очень был обязан по его самоотверженной работе. Он погиб впоследствии в бою с большевиками в армии Деникина. При таком прекрасном составе не мудрено, что нам удалось сохранить видимость дисциплины и работы, когда повсюду уже был полный развал. Политическую организацию в речных силах представлял центральный комитет, во главе которого стоял художник-футурист Филонов,[268] по убеждениям анархист, интеллигентный и довольно разумный человек, который понимал, что нельзя сразу обхозяить анархию, и потому он вел свою линию в порядке строгой постепенности. До корниловского выступления против Керенского с ним можно было уживаться довольно удобно.
Ознакомившись с положением дел на фронте, я убедился, что наш единственно уязвимый пункт в Чатале защищен достаточно сильно. Для обороны его всегда были в готовности два полка, один на позициях и один в резерве, а невдалеке в деревнях были расположены части общего армейского резерва. Артиллерия состояла из четырех полевых батарей и десяти тяжелых 6– и 8-дюймовых орудий морской артиллерии, установленных на баржах, и, кроме того, к услугам были пушки румынских мониторов и наших канонерских лодок и миноносцев.
Если бы можно было быть уверенным в войсках, то смело следовало переходить в наступление, но сейчас нужно было думать лишь о том, чтобы не исчез совсем воинский дух в частях. Так как неприятель держался пассивно, то следовало частыми поисками на его территорию возбуждать деятельность наших войск. У неприятеля было много уязвимых мест. Если бы мы собирались наступать, то, конечно, не следовало бы обращать его внимание на них, но при наших обстоятельствах следовало, конечно, их использовать.
Одиночные смельчаки находились во всех частях, но особенно много увлекал за собой командир 2-го полка полковник Жебрак. Несмотря на свою раненую ногу, он всегда сам участвовал во всех вылазках, и всегда они сопровождались успехом. Интереснее всего, что Жебрак, будучи военным юристом, в мирное время не служил в строю, но и на Японской, и на Великой войне немедленно отправлялся в самые опасные места и брал любые назначения в самом центре военных действий. Одну из его операций я позволяю себе привести как образец находчивости и умения в это тяжелое время.
План операции
Пункт Х, конечное сухое место на правом берегу Георгиевского гирла, был занят ротой болгарской пехоты. Ближайшие к нему части болгар были расположены в двух километрах западнее пункта С. Полковник Жебрак вызвал охотников из своего полка и отобрал из них 150 человек. Половина из них должна была открыть огонь в условленный час по болгарам с противоположного берега, а другая половина была разделена на две части. Одна на рыбачьих лодках по каналу Д должна была прибыть в пункт В и высадиться в тыл болгарам, а вторая на броневом катере по фарватеру, известному только рыбакам, должна была высадиться в пункте С. Сам Жебрак был с этой последней частью.
Все вышло согласно плану: часов в 6 вечера охотники с левого берега открыли сильный огонь по болгарам из ружей и пулеметов, чем привлекли их внимание. Одновременно взвод, высадившийся незаметно в пункте В, зашел им в тыл и также открыл огонь. Болгары сейчас же начали отстреливаясь отступать к пункту С, но здесь уже ожидал их полковник Жебрак, взявший с броневого катера два пулемета. Привлеченные стрельбой, болгарские подкрепления также начали подходить к пункту С с запада, и Жебрак обратил на них огонь пулеметов. Наши охотники, бывшие на левом берегу, сейчас же после отступления неприятеля переправились на правый на рыбачьих лодках и в результате вся болгарская рота, потеряв 15 убитыми и 40 ранеными, попалась к нам в плен. Наши потери состояли всего в трех человеках раненых. Жебрак покинул свой опасный пункт только тогда, когда убедился, что все наши люди и пленные покинули правый берег Дуная.
Еще должен упомянуть о прапорщике Дамонтовиче, который неоднократно на броневом катере с несколькими охотниками проникал в тыл к болгарам, снимал их пикеты, брал пленных и наводил панику. К сожалению, в один из таких налетов он наткнулся на мину и геройски погиб со своим катером.
Кроме таких частных налетов изредка предпринимались для общего развлечения бомбардировки Тульчи из морских орудий. Объектами обыкновенно избирались неприятельские батареи. Мы имели в общей сложности на судах и на баржах свыше 30 орудий калибра от 100 мм до 8 дюймов и учились сосредоточивать их огонь и быстро его переносить на различные пункты.
Главным препятствием служила, как и всегда, плохая связь, вследствие часто рвущихся проводов. Наблюдение и указания в центральный пункт давались с привязного воздушного шара, и один такой шар неприятелю удалось сжечь на моих глазах. Стрельба окончилась, и я отправился домой обедать, как вдруг, сидя за столом, услышал на близком расстоянии стрельбу из ружей и пулеметов. Я подошел к окну и увидел наш воздушный шар, подошедший уже на буксире парохода к городу, и быстро его сшибающий неприятельский аэроплан, сыплющий в него из пулеметов. По аэроплану стреляли из винтовок и пулеметов, но он быстро удалился, по-видимому, без повреждений. Я уже думал, что все обошлось благополучно, как вдруг заметил небольшую струйку дыма над шаром. Дым делался все больше и больше, и, наконец, показалось пламя. Через две минуты шар, объятый племенем, плавно спустился на воду. Один из бывших на нем наблюдателей выбросился из корзинки на парашюте и благополучно спустился на воду, а другой спустился по привязному канату и обжег себе руки. По расследованию оказалось, что охраняющий пароход с противоаэропланными пушками был отпущен слишком рано, а полки сухопутной батареи прозевали аэроплан, так как он шел от солнца.
Неприятель также попробовал раз обстреливать Измаил и наделал там народного переполоха. Мы, находясь в 18 верстах от Тульчи, считали себя в полной безопасности и вдруг неожиданно были удивлены, когда в городе стали рваться огромные чемоданы калибра, как оказалось, в 9 дюймов, но их было выпущено всего 14 штук, и затем стрельба прекратилась. Я сейчас же поехал на набережную на автомобиле и нашел там перепуганных сестер милосердия, сбежавшихся с санитарных барж, стоявших у берега и не знавших, куда им скрыться. Как оказалось потом, по донесениям наших агентов, в Тульчу была доставлена 9-дюймовая пушка, но, как только сделали несколько первых выстрелов, станок орудия сломался, и его увезли обратно. Больше бомбардировок Измаила уже не было.