— Разве у вас нет рабов?
— Им достанется самое скучное. Уборка, кухня… А кто поможет мне с туникой и вуалью? Дочери возвращаются из Помпей уже через две недели — и сразу свадьба.
И потянулся унылый месяц январь. Фонтаны все так же были скованы льдом, Октавиан вечно кутался в меха, а Юлия помогала Октавии; теперь каждый день по дороге в школу и обратно она только и говорила о том, какие будут на Клавдии драгоценности, как украсят ее сандалии и повозку. Я полюбопытствовала, почему старшие дочери Октавии живут далеко. Собеседница отчего-то замялась, глядя на нас с Александром.
— Можешь им рассказать, — подал голос Тиберий. — Девочки не виноваты.
Юлия неуверенно кивнула.
— Октавии пришлось отдать их ради свадьбы с Антонием. Потом, когда он ее бросил, Клавдия и Марцелла решили остаться у тетки в Помпеях.
Я помолчала. После всех бед, которые навлекли на Октавию наши родители, ее отношение к нам не могло не поражать. Брат покачал головой.
— Не представляю себе, почему ваша мать так добра к нам.
— Ну, она любит детей, — просто сказал племянник Цезаря. — Вот увидите, когда сестры приедут: мы ужасно похожи.
— Они так же азартны? — съязвил Тиберий.
— Нет, они тоже голубоглазые блондинки, — вмешалась Юлия, не обратив на него внимания. — Все-таки настоящие, родные сестры. — Повернувшись ко мне, она беспечно прибавила: — Ты могла бы помочь нам с приготовлениями.
— О да, — усмехнулся Марцелл. — Это очень весело. Гораздо лучше, нежели наблюдать за скачками.
— А вот Александру нравится, — возразила Юлия, хлопнув его по руке.
— Просто ему по душе общаться с девушками. Лично я не переношу болтовни о красках и сеточках для волос.
— Ну давай, приходи помочь, — взмолилась девушка. — Неужели Витрувий нуждается в тебе каждый день?
— Думаю, я вообще ему не нужна.
— Ерунда, — отозвался брат.
Галлия с Юбой, укутанные в самые теплые зимние накидки, ожидали нас на другом конце внутреннего двора.
— Только вчера он упомянул, что ждет хорошей погоды, чтобы брать тебя с собой на строительные площадки.
— Девчонку? — воскликнул Тиберий.
— А что? — возразила Юлия.
— Да вы на нее посмотрите! Она и кирпич не поднимет!
— Зато могу измерять, — отрезала я. — И придумать рисунок для пола или крыши лучше многих взрослых мужчин в Риме.
— Значит, Витрувий представит тебя как свою ученицу? — фыркнул приемыш Октавиана.
— Мы будем ходить по утрам, до начала рабочего дня…
Тиберий оскалился.
— Неужели бедняге так стыдно?
— Лучше оставь ее в покое, — предостерег Марцелл.
— Похоже, ты не собираешься нам помогать, — надулась Юлия.
— Не собираюсь, — твердо сказала я.
К тому времени, как мы вернулись на Палатин, в портике виллы Октавии собралось полдюжины носилок.
— Прибыли жрицы, — предупредила Галлия. — Молчите, когда войдете.
Юба с Тиберием проследовали за нами в атрий. Жрицы Юноны уже собрались вокруг жаровни. Октавия держала над пламенем свернутый свиток, Агриппа махал рукой, раздувая огонь.
— Что они делают? — прошептала я.
Юлия приблизила губы к моему уху.
— Октавия держит в руках календарь. Когда жрицы решат, что дыма достаточно, они рассмотрят обгоревшие места и определят dies nefasti.
Я отпрянула.
— Неудачные дни?
— Март, апрель и весь июнь неблагоприятны для свадеб. А также календы, ноны, иды любого месяца. И любой день, следующий за ними. А еще нельзя играть свадьбы во время религиозного праздника.
— Это правда приносит беду?
Девушка закатила глаза.
Жрицы начали петь Юноне, богине замужества и материнства. Октавиан стоял подле сестры с восковой табличкой и стилем в руках. Его тяжелая меховая шуба громоздко топорщилась на плечах. Я заметила, как он страдает от холода, как пятится от отверстия в потолке, сквозь которое падали струи дождя в ледяной бассейн. Его лицо побелело под цвет шубы. Видны были только серые глаза.
— Хватит, — произнесла одна из жриц.
Октавия тут же отвела руку, и та, что заговорила, стала рассматривать календарь при тусклом свете, падающем с небес. Пение прекратилось, слышался только стук дождя.
— Второе февраля — нет.
Октавиан что-то начертил стилем.
— Он хорошо себя чувствует? — прошептал Александр.
Юлия кивнула.
— Это с ним каждую зиму.
Даже в худшие дни в Александрии я никогда не видела своего отца таким ослабевшим.
— И не десятое февраля, — продолжала жрица.
Цезарь снова сделал пометку на восковой табличке.
— Лучший день — двенадцатое.
Октавиан поднял глаза.
— Канун луперкалий?[35]
Она хотела ответить, но тут засверкала молния, и стены атрия задрожали от грома.
— Авгуры! — воскликнул Цезарь. — Скорее в коллегию, приведите авгуров!
Александр повернулся к Марцеллу.
— Что происходит?
— Гроза, — отозвался тот с ужасом. — Дурное знамение. В воздухе вновь полыхнуло, загрохотало, и дождь хлынул с новой силой.
— В библиотеку! — отрывисто бросила Октавия.
Когда мы собрались в библиотеке, Юба помог хозяйке виллы зажечь свечи, и на блестящие панели комнаты легли мерцающие оранжевые блики. Жрицы жались поближе к жаровне. Назвавшая благоприятный день имела самый жалкий вид. Как-то с ней обойдутся, если авгуры объявят, будто ее слова были неугодны богам?
— Что это значит? — проговорил Октавиан.
При этом он пристально посмотрел на нумидийца, занявшего место возле жаровни. Снаружи лило как из ведра.
— Подождем авгуров, — ответил Юба.
Я услышала, как Тиберий шепнул ему:
— Думаешь, это хоть что-нибудь значит? Обыкновенный предвестник дождя, вот и все.
— Авгуры скоро прибудут, — твердо сказал нумидиец.
— Ты ведь им не веришь! Признайся. Еще Цицерон презирал авгуров.
— И сложил голову, — с нажимом промолвил Юба.
Какая-то жрица всхлипнула. В библиотеке повисла тревожная тишина. Я представила себе, как авгур почивает в теплой постели, под ворохом одеял, и тут входит раб, чтобы вызвать его на улицу, где бушует ветер и дождь. В каком настроении он здесь появится? Готовым обречь несчастную жрицу Юноны?
На пороге возникла рабыня, и все встрепенулись.
— Пришли, хозяин.
Октавиан поднялся.
— Ввести их! — Он посмотрел на Агриппу. — Этот брак должен быть идеальным.
Первый вошедший авгур, судя по виду, желал одного — угодить господам. Он подал знак остальным входить, а потом обратился к Цезарю:
— Мы смиренно готовы вам услужить. Думаю, дело в грозе?