— Я? Это все Юба.
И он же некогда спас Цезаря от покушения.
Октавия испытующе посмотрела на меня своими ласковыми глазами.
— К тому же Юба сегодня утром явился ко мне и предложил кучу денег за то, чтобы выкупить Галлию. — Я смятенно потупилась. — Отныне она свободна. — Я быстро вскинула глаза. — Стыдно сказать: несмотря на склонность к благотворительности, мне никогда не хватало на это великодушия.
— Галлию отослали вместе с Гаем из-за меня. Нужно было остановить ее!
— И перейти дорогу Ливии? — Хозяйка виллы безжалостно рассмеялась. — Ты ничего не могла поделать.
— Если бы только ее нашли раньше…
— Галлию обнаружили до того, как насильник ее удавил, Селена. Еще немного — и ни одна душа в Риме не рассказала бы правды. Думаешь, стражники или рабы выдадут своего господина?
— Где она сейчас? — прошептала я.
— Переселилась в дом к учителю Веррию.
— И ты не сердишься?
Октавия сцепила и расцепила руки.
— Жаль, что я отпустила Галлию не по собственной доброте. Грустно лишиться лучшей подруги. Я была такой собственницей, удерживая ее при себе как рабыню. И пожалуй, во многих других вопросах тоже.
— Нет. Ты — воплощенный дух доброты, — серьезно сказала я. — Любой человек желает чего-то и для себя.
— Ценой чужой жизни?
Она поднялась, и я так и не поняла, чья жизнь имелась в виду: сенатора, павшего от меча Юбы, или же бывшей царевны, превращенной в рабыню.
— Возможно, Галлия к нам вернется, — промолвила сестра Цезаря. — Однако прежде ей нужно поправиться.
Поднявшись из кресла Витрувия, я проследовала за ней через комнату. На пороге Октавия остановилась.
— Впрочем, Селена, если надумаешь освободить еще кого-нибудь, побереги свои денарии. Галлия мне подруга, — предупредила она, — но я не Красный Орел.
Луперкалии отпраздновали без меня. В то время, когда Марцелл с Александром принесли в жертву козла, а потом наблюдали, как юноши в косматых шкурах бегут вниз по склону Палатина и хлещут кожаными ремнями любого, кто встретится на пути, я сидела в комнате и рисовала. Слышался женский визг: многие римлянки намеренно подставлялись под удары, сулившие получение приплода в грядущем году. Когда вопли утихли, из коридора донесся голос Марцелла.
Первым в комнату вошел Александр. Увидев его, я в ужасе вскочила с кушетки.
— Что случилось?
— Да это козлиная кровь, не моя, — рассмеялся брат.
— Для чего?
— Так ведь луперкалии! Не будь ты ужасной соней, могла бы пойти вместе с нами. Жалко было тебя поднимать…
— Кого было жалко — меня или Галлию? — строго спросила я, и он помрачнел во мгновение ока. — Так-то ты собираешься царствовать над Египтом? Словно не видел, до чего довели отца бесконечные пьянки с пирами!
— Почему бесконечные? — тихо промолвил брат. — Всего одно утро.
— Да, после ночи насилия и убийства!
— Я знаю о твоем добром деле, — шепнул племянник Цезаря. — Мама сказала, ты дала выкуп за Галлию.
За его спиной Александр и Юлия подскочили словно ужаленные:
— Освободила рабыню?
— И Октавия это стерпела? — поразился мой брат.
— Кажется, да.
— Как по-вашему, Галлия к нам вернется? — спросил Марцелл.
— Твоя мать говорит, это очень даже возможно. Я бы на ее месте навеки покинула Рим.
— Сегодня Ливия в добром расположении духа, — с тревогой произнесла Юлия. — Проведает о том, что ты сделала, — будет рвать и метать.
— Значит, никто ей не скажет, — решительно заявил Марцелл. — Галлии неизвестно, кто это был; вот и Ливии необязательно знать.
Брат посмотрел на меня исподлобья.
— В Александрии тебя не очень-то занимали рабы.
— В Александрии мы были царями. А теперь — велика ли разница между нами и Галлией?
— Римское гражданство, — ответила Юлия.
— Нет, просто кости упали по-разному, — возразил мой брат. — Нас точно так же могли бы сделать рабами.
— Детей царицы? — возмутилась девушка.
— Разве Галлия не была царской крови?
Юлия скорчила гримаску.
— Галлы — обыкновенные варвары.
Я спросила:
— А если твой отец и египтян объявит варварами?
Дочь и племянник Цезаря промолчали.
— Пожалуйста, никому не рассказывайте, — взмолилась я.
Девушка молча кивнула, но я сомневалась в том, что она сумеет сохранить тайну.
Вечером по дороге на виллу Октавиана Марцелл пропустил Александра вперед, чтобы наедине шепнуть:
— У тебя очень доброе сердце, Селена.
К счастью, серебряный лунный свет не выдал румянца, залившего мои щеки.
— Я надеялся дать ей свободу, когда стану Цезарем, только не знал, как воспримет мама… Ты совершила то, на что мне не хватало духу.
— Подумаешь, ничего особенного.
— Я так не думаю, — нежно промолвил он.
Наши взгляды встретились, и на мгновение мне почудилось, что и губы встретятся тоже. Тут в портике появилась Юлия, облаченная в новую серебристую тунику, и замахала нам издали. Марцелл отвернулся. Больше мы не сказали друг другу ни слова.
Глава четырнадцатая
Июнь 28 г. до н. э.
Галлия вернулась к нам летом, когда Октавиан готовился отбыть в свой летний дворец на Капри. Вся вилла была взбудоражена, когда она неожиданно появилась на утреннем салютарии и спросила, нужна ли еще Октавии. Ее голубая туника была усеяна мелким жемчугом, а в длинных волосах мерцал черепаховый гребень. Оставленные Гаем кровоподтеки давно зажили, чистая кожа сияла здоровьем. При виде бывшей рабыни Октавия расплакалась от радости, а возможно, еще и от облегчения. Вечером она отпраздновала возвращение Галлии, велев подать жареного самосского павлина и редких устриц из Тарента.
— Значит, ты едешь с нами на Капри? — поинтересовался Марцелл.
Мы вместе сидели в триклинии, где Галлии прежде не разрешалось принимать пищу.
Обмахиваясь ладонью, она пошутила:
— Думаете, я предпочту остаться в этой ужасной жаре?
Свобода украсила Галлию. Она прямо-таки светилась — от позолоченных украшений на волосах до золотистой вышивки на дорогой шелковой столе. Никто из нас ни словом не обмолвился о происшествии с Гаем; кстати, Юбу так и не наказали за убийство.
Утром перед отплытием, когда мы остались наедине, я тихо спросила:
— У тебя все в порядке?
Присев на мой дорожный сундук, она поразмыслила над моим вопросом.
— Ну, я поправилась. И разумеется, рада быть вольным человеком. Отныне никто мне не сможет приказывать, — жестко прибавила Галлия. — Один только Цезарь.