не купил книгу и на его долю, и сказал виновато:
— Не мог я ее обругать, что она там лежит… Когда подошел, она засмеялась… Спросила, зачем пришел. Я и скажи, что пришел книгу попросить почитать. А она, оказывается, еще сама не прочла, зато сказала, что эта книга есть в магазине. Вот я и побежал сразу в город, потому что книжный работал до двенадцати. — Пешо посмотрел в сторону шезлонга и добавил: — Без книг нельзя. Сейчас в перерыв почитаем.
Сел на выложенную перед тем стену и склонился над книгой. Малыш ждал, что, полистав немного, приятель поймет, что книга не для него, и отложит ее в сторону. Вот тут он и расскажет ему о «газике» и о том, как пряталась Маргарита в бассейне.
Длинный, однако, не собирался отступать: словно держал пари, что прочтет ее до конца. Но едва он перелистнул первую страницу, Малыш не выдержал.
— А знаешь ли ты… Пока тебя не было, приезжал «газик», и Маргарита спряталась в бассейне.
— Какая Маргарита? — спросил Пешо, оторвавшись одним глазом от книги.
— Да она! — Малыш показал своим острым подбородком на шезлонг.
— Ее зовут Маргарита? — поднял от книги и другой глаз приятель.
— А ты не знаешь! — удивился Малыш.
— Не было времени спросить, — буркнул, оправдываясь, Длинный и вновь углубился в чтение.
Малышу было еще что сказать, но, увидев Попе, возвращавшегося из медпункта, он замолчал. Прораб остановился прямо под их стеной, прикрыв голову от солнца больничным листом, и крикнул:
— Эй, Пешо! Такое время, а ты книжки читать!
По земле, где стоял в своих блестящих ботинках Попе, был разлит раствор, и, раздражаясь все более явно, прораб кричал, проявляя явную враждебность:
— Много извести переводишь, Пешо!.. Поэкономнее, экономнее! Так тратить всякий сумеет, ты это запомни.
— Ладно, Попе, не учи! — огрызнулся Длинный.
Он отнес книгу в тот угол, где стояла бутыль с водой. Вернулся и быстро развел раствор в корыте. Загреб мастерком и плеснул цемент поверх кирпичей. Половина раствора брызнула по сторонам, залепив Попе его стриженую голову.
— Так не работают, парень! — отпрыгнул прораб. Вытер темя больничным листом. — Мы-то рассчитывали на него!.. Наверху, в управлении, на тебя молятся: «Без Пешо нам никак!»
— Если взялся за стену, я ее закончу! — уже более мирно ответил Длинный. — Вот это ты запомни.
— Так-то лучше, мастер! — Вспотевшее лицо Попе покраснело от удовольствия. Для тех, в управлении, Пешо Длинный был «не подмажешь — не поедешь», Попе умел его укротить двумя-тремя словами. А он ничего начальник — за словом в карман не полезет. Самое большее — один-два года предстоит мотаться еще по стройке, а потом поднимется: засядет под могучую сень какого-нибудь бюро, не будет тут напарываться на гвозди.
Стеклянные двери виллы «Чайка» снова отворились. Черноволосая вышла на площадку, сложила руки рупором и прокричала в сад: «Сестра, иди обедать!» Маргарита сидела с закрытым руками лицом и не откликалась. Вроде бы заснула. Черноволосая повернулась к двери, розовый ее пеньюар распахнулся сзади, как парашют, обнажая стройные бедра. Маленькие глазки Попе сверкнули, как стеклянные шарики, только что вынутые из воды. Он был твердо убежден, что это прямой женский вызов, перчатка, брошенная ему в лицо.
— Обалденная женщина! — прошептал он, чувствуя, как пересохли его губы. Мучился и припоминал, где он мог еще видеть такой распах… Кроме как в баре «Морское дно», нигде в городе нельзя было увидеть ничего подобного. Обычно в таких случаях Попе всегда становился щедрым.
— Ну-ка, Малчо, — сказал он и в этот раз, — принеси-ка из магазина по одной пива. Угостим мастера — Пешо!
Жестом обнищавшего аристократа прораб налепил двушник Малышу на лоб. То, что Попе не собирался пить пива, было ясно. Но просто он искал лишний повод повертеться около виллы. Может быть, и выпадет что. И не ошибся. Черноволосая отворила одно из окон, облокотилась на карниз, вглядываясь в сад. Из глубокого декольте выпирали крупные груди, и она прикрывала их пальцами.
«Обалденная женщина!» — прошептал Попе. В первый раз на него напали так подло — из засады!.. Хорошо, что поддерживал определенные навыки, «фронтовые», как он их называл, и выдержал искушение. Спрятав больничный лист в задний карман, он потер руки. Видно, неудержимо разгорался старый, благородный мужской инстинкт охотника.
Малыш вернулся с пивом. Прораб потрогал бутылку и поморщился.
— Продавщица сказала, что холодное пиво только для распива на месте.
— Ты, верно, не сказал, что для меня, — предположил Попе, подбрасывая в руке бутылку.
Возле бассейна шумел фонтанчик. Маргарита подставила свои ладони под струю. Вода рассыпалась, и солнечные лучи отражались в каплях маленькой радуги.
— Ну-ка отнеси пиво охладить там, под радугой! — сказал прораб. — Скажи ей, что это я тебя послал!
Малыш не заставил себя упрашивать. И тут же перешел улицу. Просунув бутылки меж железными прутьями ограды, он попытался перескочить, как это делал Длинный, но не смог. Вскарабкался по одному из толстых столбов и соскочил в сад. Трава, не кошенная с весны, была ему по грудь. Две бутылки он рассовал в карманы брезентовых штанов, а третью сжимал в правой руке, как гранату. Как будто собирался ее бросить возле бассейна, чтобы «расчистить место». Осенью Малышу предстояло идти в армию, и он уже сейчас вырабатывал в себе солдатские привычки. Служить будет полегче.
Приблизился к шезлонгу. Маргарита, словно не замечая его, играла струей.
— Извини!.. — Малыш запнулся на первом же слове. Глотнул воздуха и начал сначала: — Извини! Бутылки теплые. Попе сказал остудить их.
Маргарита повернула порозовевшее от солнца лицо и удивленно взглянула на Малчо. Маленький, с большой головой и выпуклыми глазами, он выглядел скорее смешно, чем нахально. Она засмеялась и махнула рукой на струю.
— Остуди! — разрешила.
Пока Малчо лез через ограду и шел по траве, он думал, что зря послушался Попе. Сейчас же, встретив смеющееся лицо девушки, успокоился. Достал бутылки и, пристраивая их под струей, сказал:
— Знаешь, такая некультурная продавщица в палатке… Лень остудить пиво.
— В палатке работает моя тетя!
Как приклеенный, согнувшись над бутылкой, Малыш повернул свою большую голову к Маргарите. На ее розовом лице не было и тени улыбки, голубые глаза смотрели строго. Он неосторожным словом, наверно, обидел ее и теперь спешил исправить ошибку:
— В сущности, виновато управление торговли! Не привозят лед в палатку.
— Мой отец начальник торговли. — Она снова оборвала его.
— Извини! — пробормотал Малчо. Откуда ему было знать, что у нее отец начальник. А мог, впрочем, и догадаться, когда видел его утром с большим портфелем, упрекнул он себя. — Ну кто может быть виноват! Сейчас жарко, вода не замерзает, потому и