— Что вы сделали с Дмитрием Трофимовым? — спросил я сразу.
— Ого! — сказал он со смешком. — Как вы любопытны, однако!..
— Да, я такой, — сказал я. — Меня-то вам шантажировать нечем, приятель, так что не рассчитывайте, что я буду ходить по струнке. Вам хочется получить полмиллиона, вот и думайте…
— Не надо поднимать волну, Павел Николаевич, — миролюбиво произнес хриплый голос. — Вы же тоже понимаете, если мы с вами не придумаем, как мне легко и быстро получить мои деньги, то мальчик умрет. Я вернусь в свою привычную жизнь и буду искать новый случай разбогатеть. Не знаю, что при этом будете испытывать вы со своим апломбом.
— Хорошо, — сказал я. — Это меня проняло до слез, пульс поднялся до ста пятидесяти, и в глазах потемнело. Теперь вы можете диктовать условия. Ну?
— Мне нравится ваше настроение, — хихикнул он. — Примите что-нибудь успокаивающее, и мы продолжим нашу беседу.
— Довольно фиглярничать, — резко, оборвал его я. — Излагайте поскорее ваши условия.
— А сколько это будет, полмиллиона долларов? — спросил он с интересом.
— Пятьдесят пачек по десять тысяч в каждой, — ответил я. — Вполне уместится в кейсе.
— О’кей, — сказал он. — Это меня устраивает. Сядете в машину, возьмете с собою сотовый телефон…
— Тут два прокола сразу, — заметил я. — Я не умею водить машину, раз. И два, у нас в области еще нет сотовой сети.
Он промолчал, пробормотав что-то в сторону. Насмотрелся фильмов, подумал я.
— Тогда мы свяжемся с вами по радиопереговорникам. Менты вас снабдят, а я достану сам. Волну я назову в последний момент, чтоб нас не слишком подслушивали.
— Остается проблема с машиной, — сказал я.
— Постарайтесь научиться водить машину, — посоветовал он. — В конце концов, это не так сложно.
Я промолчал. Парень на том конце был по понятным причинам возбужден, но мне заводиться было нечего.
— Чего это вы раньше времени звоните? — спросил я. — Денег еще нет, да и неизвестно, будут ли…
— Потому и звоню, — хмыкнул он. — Чтобы дерево выросло, его поливать надо. А чтобы вы деньги заплатили, вас надо теребить. Вы ведь сейчас обязательно позвоните Маше, вот и пусть она тоже подумает. Так, совместными усилиями, глядишь, чего-нибудь и родим.
— Да, непременно, — пробормотал я.
Он первым положил трубку, и я уже совсем собрался по его предложению звонить Марине Рокше, как вдруг остановился. Зачем, подумал я, сообщать матери похищенного ребенка об этом совершенно бессмысленном разговоре, если целью его было именно беспокойство всех заинтересованных лиц? Конечно, я по-прежнему не снимал с Марины своих подозрений, но играть по подсказке противника мне было невмоготу.
Когда на следующее утро я поехал на студию, то взял кассету с записью ночного разговора с собой. Я предполагал заехать к Марине среди дня и все рассказать, но мне не пришлось этого делать. В десять часов утра Марина Рокша вошла в мой кабинет и спросила:
— Ну, в чем дело?
Я вскочил.
— Маша, ты?.. Зачем ты приехала, оставалась бы дома, я бы сам…
— Мы будем снимать, или нет? — спросила она сухо.
— Что? — удивленно спросил я.
Она села в кресло и достала сигареты.
— В понедельник твой Валера сказал, что сегодня мы снимаемся в твоей передаче. Мы приехали, но о съемках никто ничего не знает!..
— Ты с ума сошла, — сказал я потрясенно. — Какие съемки!.. Мы отменили все, зная, что сейчас с тобой происходит…
— То, что со мной происходит, касается только меня, — сказала она холодно. — Я выходила на сцену с температурой в сорок градусов!.. Я профессионал, Паша, и это единственное, чем я могу гордиться.
— А Света, Витя Маслаков — они здесь?
— Разумеется, — фыркнула она. — Только вы не готовы!..
Это был роскошный жест, и я его оценил. Я поднял по тревоге всю студию, разыскал Валеру Хабарова, и уже через полчаса наших артистов гримировали для съемок. Я не был убежден, что Марина, несмотря на все свое геройство, находится в рабочем состоянии, но перечить ей не осмелился. Когда она вышла в гриме, я был поражен созданным ею образом. Внутреннее ожесточение придавало этой королеве поистине трагический характер, и когда на съемочной площадке начались первые репетиции, я ужаснулся тому, как ее серьезность шла вразрез с легкомысленным текстом. Я заранее приготовился к тому, что сцена пропала, и ушел, чтобы не быть свидетелем позора Марины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Света поймала меня на полпути.
— Павел Николаевич, — жалобно проговорила она. — Этот гад не подает никаких знаков!..
— Он зашевелится, если появятся деньги.
— Маша в жутком состоянии, — сказала Света. — Придумать только, сниматься в такое время, а?
Я поправил ей бант на средневековом платье и сказал:
— Света, милая, ведь именно так делается история, ты знаешь?
Она поморгала, фыркнула и убежала на площадку, потому что ее уже звали.
Я успел совершить массу полезных дел, прежде чем там у них, на съемочной площадке, наступил перерыв на обед, и Марина Рокша в своем королевском одеянии появилась в моем кабинете. Она опять села в кресло и закурила.
— Ты все отдал этому мальчику? — спросила она рассеянно.
— Это талантливый мальчик, — сказал я. — Но я контролирую ситуацию. Есть проблемы?
— Нет, — сказала она. — Проблемы нынче в другом месте… Скажи, Паша, ты тоже думаешь, что все это организовала я?
Она посмотрела на меня с угрюмой подозрительностью.
— Стал бы я с тобой возиться, — хмыкнул я. — А кто тебя обвиняет?
— Никто не обвиняет, — вздохнула она, — но все думают. Они все ждут, что этот тип позвонит, а мне кажется, что он уже никогда не позвонит. Он все знает, что у нас происходит. Это кто-то из ближайшего окружения, Паша!..
Я к тому времени уже достал небольшой диктофон, который подходил к моей кассете из автоответчика, и потому вместо ответа на ее переживания просто включил запись.
Она не сразу поняла, что это за разговор, а когда поняла, так и курить сразу перестала. Слушала, а сигарета дымилась у нее в руке. Так и сгорела без единой затяжки, превратившись в пепельную палочку, что рассыпалась от ее первого движения.
— Еще поставь, — сказала она, когда запись кончилась.
Я поставил, и она снова прослушала все сначала.
— Когда он звонил? — спросила она.
— Вчера в одиннадцатом часу.
Она глянула на меня удивленно:
— Почему ты мне не позвонил?
— Потому что он этого хотел.
Она качнула головой.
— Кассеты надо отдать в милицию.
— Как хочешь, — сказал я. — Но мне этот звонок не кажется важным. Парень нервничает. Эти деньги гипнотизируют его.
— Ты боишься? — спросила она.
— Теперь меньше, — ответил я. — Это не профессионал. Хотя именно профаны всегда выкидывают самые невероятные фокусы.
— А я боюсь, — вдруг призналась она.
Тут вбежал ассистент Гриша и спросил:
— Марина, вы готовы? Мы продолжаем съемки.
— Готова, — сказала Марина, поднимаясь с его помощью из кресла.
С царственным величием она повернулась ко мне и произнесла:
— После съемок едем ко мне… Обсудим все, как следует. Сегодня вечером должен приехать Хайнц.
19
Воистину, пути рождения творческого успеха загадочны и таинственны. Порою произведения рождаются вопреки намерениям авторов, и какой-нибудь непредвиденный случай вдруг преображает замысел, возводя его в степень гениальности.
Когда вечером мы с Валерой смотрели снятый материал, то оба единодушно признали, что Марина Рокша совершила маленькое чудо. В водевильной сцене, где реплики носили характер скетчей, она сыграла такую глубину, что мурашки бежали по спине. Мы думали пародировать ходульную лирическую сцену из рыцарских времен, но над этой пародией, которую увлеченно играли и Витя, и Света, поднялась тень трагедии. Получился удивительный эффект, когда ернические слова в устах королевы звучали, как издевательство над ней самой, как некий обязательный текст, который она вынуждена произносить перед пошлыми и глупыми придворными. Это был удивительно точно отображенный террор среды.