— Но мы все были дома! — сказала Света.
— Все? — спросил я.
— Абсолютно. Марина поднялась поздно, около десяти, и мы только сели завтракать, когда позвонили охранники.
— А во сколько был звонок Мише?
— Милиционер сказал, что звонили в двадцать минут десятого, — сказала Света. — Минут через десять он выскочил.
— А телефон у вас где стоит? — спросил я.
— У нас автономная трубка. Каждый раз на новом месте, не найдешь. Марина вечно ругается, требует, чтоб ее клали на место.
— А когда позвонили охранники, где была трубка? — спросил я.
Она задумалась.
— Мы завтракали, — сказала она. — Трубка на столе лежала…
— Вадим был с вами?.
— Он подъехал без четверти десять. Мы же хотели ехать к Мише. А тут звонок…
— То есть, у всех вас полное алиби, да?
— Да, — кивнула Света. — Вы что, серьезно нас подозреваете?
Мы уже подъехали к телевидению, и я выдал реплику под занавес:
— Подозревать всех — мой долг!
Я полез из машины, и Света испортила сцену, заявив обиженно:
— Тогда и себя подозревайте!..
Как я и ожидал, Валера Хабаров еще оставался на студии, попытавшись заняться монтажом материала. Я имел возможность посмотреть все, что они отсняли, и нашел, что из этого можно сделать веселенькую сценку.
— Звук только ужасен, — сказал я. — Придется тебе их переозвучивать. Знаешь, какая это морока?
— Я думаю озвучить их на испанском языке, — сказал Валера.
Я покосился на него с кислой миной.
— Почему не хинди?
— Понимаете, сейчас все сериалы идут на испанском. Это будет пародия на кусочек мыльной оперы. С косноязычным переводом на русский.
Я сразу вспомнил письмо, полученное Мариной.
— Интересная мысль, — пробормотал я рассеянно.
— А вот, какой у нас клип получился, — предварил он уже вчерне отмонтированный музыкальный кусочек.
Мы посмотрели весь эпизод, и, кроме нескольких провальных моментов, я нашел его прекрасно сделанным.
— Дырки прикроешь при окончательном монтаже, — сказал я. — Когда соберется вся публика, и можно будет дать реакцию зрителей.
— Да, конечно, — соглашался он, возбужденно покачиваясь.
Этому парню нравилась его работа, и это было главное.
— Не боишься, что тебя за такой клип от церкви отлучат? — спросил я.
Он посмотрел на меня испуганно.
— Вы думаете, это грешно?
— Во всяком случае, благочестия тут не так много, — усмехнулся я.
Он вздохнул.
— Это надо оценивать все вместе, — сказал он. — Когда передача будет собрана. Вот в четверг я думаю снимать совсем в другом ключе.
— В четверг? — нахмурился я.
— Да, я же говорил, мы будем снимать сцену с Мариной Рокшей.
— Боюсь, с четвергом будут проблемы, — я с сомнением покачал головой.
— А что? — испугался Валера. — Она отказывается?
— У Марины Рокши сегодня украли сына, — сообщил я. — Будем надеяться, что к четвергу его найдут.
— Как украли сына? — обомлел Валера..
— Киднэпинг, — сказал я. — Явление широко распространенное… Сам понимаешь, она сейчас не в рабочем состоянии.
— В милицию сообщили?
Я не стал отвечать, а вместо этого позвонил на службу своему давнему другу, майору милиции Виктору Залесскому. Он теперь был в городском управлении лицом весьма значительным и потому мог знать новости по делу.
— Привет, Паша, — отозвался тот. — Да, конечно слышал… Нам уже сам губернатор звонил, интересовался ходом поисков. Шума много, но дела пока мало.
— Машину нашли около вокзала, — напомнил я. — Надо бы проверить поезда.
— Проверяем, — сказал Витя. — Меня это дело касается мало, но если честно, то тут есть очень подозрительные особенности.
— Свои сработали, хочешь сказать? — усмехнулся я. — Я даже могу назвать тебе имя человека, которого можно подозревать в первую очередь.
— Я уже в курсе, — сказал Витя. — Пропал твой человек. Жена его уже подняла панику и сообщила о твоем звонке. Как мне известно, Марина уже объяснила ситуацию, поэтому арестовывать тебя сегодня не будут.
— Он считает себя отцом мальчика, — сказал я.
— Я догадываюсь, — сказал Залесский. — Но тебе не кажется, что для такой ситуации мамаша слишком много нервничает?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пожалуй, — согласился я задумчиво.
— Подождем развития событий, — ухмыльнулся Витя. — Все станет ясно, когда преступники потребуют выкуп. Много она может за него дать?
— Тут, Витя, ситуация еще круче, — я в двух словах рассказал ему историю о наследстве и опеке над ним.
Валера сидел напротив меня, слушал весь, разговор и качал головой.
— М-да, — вздохнул Витя. — Некрасивая получается история, Паша… Хорошо, что мне не приходится этим делом заниматься.
— Все не так просто, — сказал я. — Мне кажется, у нас еще будет повод удивиться неожиданным поворотам.
— Думаешь?
— Да, — сказал я. — И я серьезно опасаюсь за мальчика.
— Ну, — недоверчиво протянул он, — это уже твои творческие домыслы. Подождем, посмотрим, как все повернется. Я думаю, все кончится выкупом. Вот только заплатит ли опекун? Дело шито белыми нитками.
Мы закончили разговор, я некоторое время сидел в задумчивости, и Валера не решался меня потревожить.
— Значит, речь идет о выкупе? — спросил он.
— Пока не идет, — сказал я. — Должна идти. Ладно, поздно уже… Пошли по домам.
Домой я не отправился, а поехал к Марине, где напряжение буквально висело в воздухе. Курили все, исключая разве что бабушку, даже Герта Рейнхард нервно затягивалась. Они ждали звонка похитителя.
— Представляете, милиция уже прослушивает наш телефон, — сообщила шепотом Света. — Теперь ни позвонить, ни отозваться — все будет на пленке в органах…
Я подошел к Марине, обнял ее и почувствовал, как одолевает ее внутренняя дрожь. Я даже успел подумать, что играть такую роль так долго было бы немыслимо. Хотя нервничать она могла и по другому поводу. Вызов был брошен серьезный.
— Давай подумаем вместе, — сказал я. — Это наверняка сделал Дима Трофимов, не так ли? Мальчик хорошо знал, кто за ним приедет, сел беспрекословно… Значит, волноваться глупо. Не будет никакого звонка ни от каких похитителей, а через три дня Миша вернется, и Трофимов получит пятнадцать суток за мелкое хулиганство.
— А письма? — спросила Марина. — Мне письмо, Герте?.. Ведь ее сюда вызвали — для чего, как ты думаешь?..
— Но не Трофимов же все это организовал? — возразил я.
— А если его использовали? — спросила Марина.
— Кто? — насторожился я.
— Паша, не будь мальчиком, — сказала она с досадой. — Я давно тебя просила поспрашивать в мафиозных кругах. Это дело хорошо организованной банды.
— Ни одна из наших организованных банд не посмеет воровать твоих детей, — заявил я уверенно. — У этих ребят есть своеобразное чувство благодарности. Что ты хочешь, ведь они слушают твои песни!..
— Если бы так, — проговорила она с горечью. — Я боюсь самого страшного…
Ее страх передался и мне. Пока это было на уровне взаимных подозрений, пока милиция косилась на саму Марину, чуть ли не открыто подозревая ее в вымогательстве денег путем использования собственного сына, преступники могли успеть сделать многое. Например, взять деньги и отделаться от свидетелей. А главным свидетелем здесь был мальчик Миша.
Герта Рейнхард в этой тягостной атмосфере чувствовала себя очень неуютно. Она уже не только курила, Вадим налил ей водки, и она принялась заливать свое волнение самым древним в мире транквилизатором. Марина тоже охотно выпила, но это ее вовсе не успокоило. Зато на Свету пара стопок водки произвела обратный эффект, она принялась рыдать, и Вадим увел ее в другую комнату.
Я улучил момент и подошел к Герте.
— Простите, Гертруда, — обратился я к ней по английски. — Вы говорите на английском?
— Да, конечно, — она холодно улыбнулась.
— Прекрасно, — сказал я. — Теперь я могу поговорить с вами без посредника. У вас есть какие-нибудь подозрения относительно происходящего?