Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

я и пытался сделать.

— «Пытался»?

— Блин, не знаю. Она так распсиховалась, просто сбежала…

Мой желудок скручивает узлом.

— Куда?

Он примирительно поднимает ладони.

— Я не хотел…

— Куда. Мать. Твою?

— Я не знаю. Может, наверх ушла.

Я пробиваюсь через толпу. На нижних ступеньках наталкиваюсь на едва знакомую девицу — она взвизгивает, когда ее выпивка выплескивается на нас обоих, но мне все равно. Я взбегаю наверх, перепрыгивая через ступеньки, и распахиваю дверь своей комнаты. Сердце колотится о грудную клетку. Что бы там ни сделал Брэндон, что бы ни случилось, я разберусь с этим, когда пойму, что с моей девушкой все в порядке.

— Рыжая? Детка, куда ты делась?

Я ее не вижу. Прохожу по комнате на случай, если я ее не заметил, но моя комната не такая уж и большая. Кровать все еще заправлена, и за столом никто не сидит. Заглядываю под кровать: может, она решила поиграть в какие-то странные прятки? Но там ничего, кроме пыли. Она не пошла бы в комнату Себа, но может быть, она у Иззи с Мандаринкой? Или в ванной?

Я уже почти ухожу, когда замечаю, что дверца шкафа приоткрыта.

Я сажусь на корточки и открываю ее.

— Пенни?

Мое сердце бухает так, что может синяк оставить. Пенни свернулась на полу в моем шкафу в самый маленький комочек, какой только возможно, зарывшись лицом в один из моих вязаных свитеров. Плечи у нее трясутся, она всхлипывает, из груди рвутся рыдания. Ее трясет так сильно, что мне это видно за метр.

Все замирает. Секунду я ничего не слышу, настолько сильна текущая через меня ярость, но я встряхиваю головой, смаргиваю дымку на границе зрения, и это помогает. Сердце уже не просто колотится. Оно готово разлететься на куски. Я снова произношу ее имя, тише, но она либо не слышит меня, либо игнорирует, потому что не поднимает головы.

Мне надо увидеть ее глаза.

Я забираюсь к ней в шкаф. Там очень тесно, учитывая, что это шкаф обычных размеров, а я в два раза больше нее, но у меня получается. Я тянусь вперед, кладу ладонь ей на колено, и она его отдергивает.

— Рыжая, — бормочу я. Мне очень сложно не говорить громко, но она, очевидно, в ужасе, и если я закричу — даже если мне хочется именно этого, — то только напугаю ее еще больше. — Эй, мармеладка. Можешь на меня посмотреть?

Она поднимает голову.

Я закусываю губу, чтобы не выругаться. Сейчас мне ужасно хочется садануть кулаком по стене, но я как-то умудряюсь этого не сделать. Едва-едва.

Ее большие голубые глаза налиты кровью. Лицо красное и все в слезах. Но все это бледнеет по сравнению с порезом у нее на лбу. Вокруг него уже расплывается синяк, и струйка крови сбегает по щеке.

Все в этом чертовом мире куда-то улетает.

Я слегка двигаю челюстью, чтобы говорить хоть наполовину нормально:

— Кто это с тобой сделал?

Ее голос — хриплый шепот:

— Что?

— Это был Брэндон? — Меня трясет почти так же, как и ее. — Какого хера он с тобой сделал?

Она хмурит брови. Потом качает головой.

— Это все запах.

Я отрываю полоску ткани от подола футболки и прикладываю к ее окровавленному лбу. У нее сотрясение? Глаза выглядят достаточно ясными.

— Какой запах?

— Его… Я не… — Ее лицо искажается, и она снова всхлипывает. Она отводит мою руку, но, когда видит кровь, ее передергивает.

— Что? Детка, дыши, скажи мне, что не так.

— Его одеколон! — говорит она, и ее голос срывается. — Tropic Blue. Тот же самый. Точно такой же, мать его, как у Престона. Он всегда им пользовался; и он пах так же, когда… — Она осекается, качает головой и обнимает колени, подтягивая к груди.

У меня в жилах стынет кровь. Я редко слышал имя ее бывшего, но уже догадался, что это из-за какой-то хреновой истории. Это не похоже на обычное дерь­мовое расставание. Я на секунду прикрываю глаза. Я почти не хочу спрашивать, но дверь уже открыта, так что надо входить. Я нужен ей.

— Когда он — что?

Пенни снова всхлипывает. Этот звук режет меня, как ножом. Я притягиваю ее ближе и начинаю укачивать.

— Когда он — что, Пенелопа? Расскажи.

Она качает головой.

— Купер, я не могу. Я не смогу тебя потерять.

Я качаю головой в ответ еще до того, как она заканчивает фразу.

— Ты меня не потеряешь. Что бы там ни было, ты меня не потеряешь.

Она хлюпает носом.

— Откуда ты знаешь?

У меня перехватывает дыхание. Я раньше никогда не говорил этих слов, но они правдивее всего, что есть на этом свете. И нет нужды сдерживаться, ведь Пенни нужно узнать раз и навсегда, что, пока она позволит, я буду принадлежать ей. Я не могу вспомнить момент, когда все это осознал; это могла быть тысяча разных коротких моментов, сошедшихся вместе, создавших созвездие, отпечатавшееся у меня на душе. Каждый раз, когда она улыбается мне, я влюбляюсь в нее заново.

— Потому что я люблю тебя.

57

Купер

Как только эти слова вырываются из моего рта, в груди становится легче. Как будто я хранил огромный секрет — хотя, говоря по правде, уверен: кто угодно мог видеть мои чувства, загорающиеся у меня на лице неоновой вспышкой каждый раз, когда я смотрю на Пенни, — и теперь я могу наконец рассла­биться.

Долгую секунду она просто смотрит на меня. Я сопротивляюсь желанию снова притянуть ее к себе. Она сама должна выбрать это, выбрать меня и нас. Пройти в дверь воспоминаний вместе. Как бы ужасна ни была та история, что бы Пенни ни пережила, я буду с ней до самого конца, крепко ее обнимая.

Сейчас она уже должна это понимать. А если нет, то я на хер никуда не годный парень.

— Я доверяю тебе, — говорит она. В выражении ее лица есть нечто яростное, новый штрих к Пенни, которую я привык видеть. — Никогда не думала, что опять смогу доверять кому-то настолько.

И тогда я тянусь к ней, принимая в объятия. Она прижимается ко мне, сразу становясь маленькой. Я креп­ко обхватываю ее за талию и осторожно прикасаюсь губами к волосам.

— Ты можешь мне доверять. Не торопись.

Пенни кивает и шмыгает носом.

— Кажется, я упала, — говорит она. — Когда поднялась наверх. Я была в панике, я не могла… Думаю, я ударилась головой о твой книжный шкаф.

— Завтра распилю его на куски.

Кажется, это была улыбка. Я чувствую ее контур у своей груди.

— Я чуяла только Tropic Blue.

— Что за Tropic Blue?

— Парфюм. — Она снова всхлипывает. — Реально дерьмовый. Мой бывший все время им пользовался.

— Престон.

Она коченеет в моих объятиях.

— Да. Престон. Но так пахло и от Брэндона. Он пытался извиниться за то, что случилось в Вермонте, подался вперед, а я почуяла этот запах и как будто… снова оказалась там. На другой вечеринке. Другого восемнадцатого февраля. — На этот раз она смеется по-настоящему, горько, качая головой. — Я просто знала, что надо как-то это оборвать.

Свитер. Должно быть, она искала что-то, чтобы оборвать это воспоминание, стряхнуть с себя паническую атаку. Я поднимаю свитер и отдаю ей.

— Держи, детка.

Она смотрит на меня. Ее глаза все еще наполнены слезами, но голос уже тверже. Я смахиваю заплутавшую слезинку с ее щеки. Пенни снова утыкается носом в свитер. Я даже не пытаюсь сдерживать чувство собственничества.

— Спасибо, — глухо говорит она. — Наверное, можно считать это комплиментом. Ты хорошо пахнешь.

— Я рад. — Я провожу рукой по ее волосам, нежно их распутывая.

— Престон снял меня на видео, когда мы занимались сексом.

Я думал, что подготовился ко всему, что она может сказать. Я ошибался. Ее слова бьют по мне, как сраный грузовой поезд. Как будто она ударила мне прямо в горло: секунду я не могу дышать.

Внезапно все обретает смысл. Никакого секстинга, никаких фото. Никаких видеозвонков, когда мы развлекались на расстоянии.