Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

Штатив в секс-шопе… Мое лицо вспыхивает. Я вел себя с ней как мудак, даже не понимая этого, насмехался над ее болью. Черт возьми.

Ее нижняя губа дрожит, и свежие слезы текут из ее глаз. Я заставляю себя смотреть на нее, хоть мне и хочется провалиться сквозь землю. Я не знаю, что сказать. Какого хера тут скажешь, когда твой любимый человек рассказывает тебе нечто настолько болезненное, что ты чувствуешь эту боль, хоть она и не твоя?

— Милая. Мне так жаль. — Я сглатываю все ругательства, которые хотел бы обрушить на этого мудака. Я избил бы его в две секунды, будь у меня только шанс. — Он же… То есть это было не…

— Нет, все было не так. — Она отрешенно улыбается. — Я так сильно этого хотела. Я думала, что люблю его. Я хотела быть настолько близко к нему, разделить с ним этот опыт.

— Это мило, — выдавливаю я.

— Это был наш первый раз. — Она цепляется ногтями за мою футболку. Они с Мией недавно ходили в салон делать маникюр: темно-синие ногти со снежинками. — Мы уже встречались какое-то время, и все было идеально, понимаешь? Я была фигуристкой. Он — хоккеистом. Старше, отчего я чувствовала себя особенной. Его команда была на другой стороне катка, когда я тренировалась со своей командой, и мы все тусовались вместе. К тому моменту, как мы провстречались полгода, я почувствовала, что готова к следующему шагу. Он раньше занимался сексом, а я — нет, и я хотела почувствовать себя ближе к нему.

Меня начинает слегка подташнивать. Для меня логично, что Пенни относилась к своему первому разу так серьезно. Конечно, девственность — это социальный конструкт, но это не значит, что она не несет большого груза для многих людей. Неудивительно, что она составила Список, по которому шла: ей был нужен контроль над своим опытом, поскольку первый раз был испорчен.

— Ты это планировала?

— Вроде того. Однажды вечером, после серьезного матча, у нас была вечеринка. Родители парня из его команды были в отпуске, так что весь дом оказался в нашем распоряжении. Дело кончилось в кровати, и мы занялись сексом.

Пенни вскидывает взгляд, как будто затем, чтобы поймать мою реакцию. Я просто ласково глажу ее по руке.

— Ты тогда поняла?

— Нет. — Она качает головой. — Он спрятал телефон. Я не знала, пока через пару недель не обнаружила, что он показал это всем знакомым. Мне понравилось абсолютно все, и я думала, что это особенная тайна, а в это время все его друзья смеялись над тем, какая я шлюха. Он сделал это на спор.

Да какого же хера? Моя хватка на ее талии становится крепче, и Пенни ежится. Я заставляю себя сделать глубокий вдох и расслабиться.

— На спор, мать его?

— Дай мне закончить, — перебивает она. Ее голос дрожит, но я киваю. — В итоге посмотрели не только они, это была вся школа. К­то-то пытался отрицать, но все это видели, даже мои друзья. Я порвала с Престоном, но потом папа захотел узнать почему, а я просто… я не могла ему сказать. После смерти мамы между нами появилась дистанция, так что я даже не знала, как ему объяснить. Это был слишком большой позор. Они видели всё, Купер. Всё, что было, от начала до конца.

Пенни останавливается. Я прижимаю ее крепче, мягко поглаживая по спине.

Она делает глубокий вдох, потом говорит:

— Он узнал прямо перед моей короткой программой на чемпионате «Пустынный Запад». Это было мое первое соревнование за долгое время, на которое он приехал. Одна девочка сказала своей маме, и та сказала ему. Он пытался разобраться, но мне надо было идти выступать. В середине программы я словила паническую атаку. Так я и порвала сухожилие. Упала и врезалась в бортик.

Пенни произносит это скучающим тоном, как будто уже объясняла это и ей нужно дистанцироваться, чтобы пройти через это еще раз.

— Что было дальше? Прошу, скажи, что этот ублюдок в тюрьме.

Она качает головой.

— Мы выдвинули обвинения, но в итоге это ничем не кончилось, кроме того, что его и еще пару человек выгнали из хоккейной команды.

— Господи боже.

— Но, честно говоря, мне было даже… плевать, — говорит она, запнувшись. — Ну, на то, что с ними будет. Я просто была в ярости, что все подумали, что я какая-то… какая-то шлюха, раз поставила себя так, что позволила все это снять. К­то-то даже подходил к папе в ресторане и говорил, что никогда не позволил бы своей дочери такое сделать. Родители Престона болтали про нас всякое дерьмо всем, кто готов был слушать.

— Но твой папа тебя поддержал, верно?

Пенни глубоко вздыхает.

— Да. Но все было уже не так, понимаешь? Не то чтобы очень долго, но я пыталась скрыть это от него, и потом внезапно получила серьезную травму, и, куда бы мы ни пошли в городе, люди пялились на меня, и я… Я больше не была его маленькой девочкой. Все изменилось. Это даже повлияло на его работу в Аризонском универе: один из внуков его босса был в команде. Папе не продлили контракт, так что он получил работу в МакКи и перевез нас в Мурбридж в мой последний год в старшей школе. Мы так долго шли к тому, что есть у нас сейчас, а потом я чуть не продолбала все в Вермонте.

Я чуть отклоняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза. Неудивительно, почему она так упорствовала, чтобы сохранить наши отношения в тайне. Она не хотела, чтобы отец осудил ее, пусть даже это и означало снова иметь от него секрет.

— Милая, мне так…

Пенни быстро вытирает лицо.

— Не надо, — говорит она. — Нам стоит вернуться на вечеринку.

— Мы не будем туда возвращаться. — Я мягко целую ее в лоб. — Это все неважно.

— Но у тебя день рождения.

— И мне похер на этот праздник, когда тебе больно. — Я глажу ее по лицу. — Что я могу для тебя сделать? Чем помочь?

— Я больше не хочу об этом думать. — Она берется за платье и тянет его вверх. — Я хочу все забыть. Выполни для меня последний пункт в Списке, Купер, пожалуйста. Мне это нужно. Мне нужен ты.

Она пытается стянуть платье через голову, но запутывается в нем локтями. Я осторожно возвращаю его на место. Мы оба выпили и сидим у меня в шкафу. Как бы я ни хотел сейчас стать настолько близок ей, я не могу. Потому что она заслуживает большего. Я качаю головой.

— Но я тебе доверяю, — шепчет Пенни.

— Знаю, — отвечаю я. Я знаю, как ей было сложно признаться во всем этом, — вижу это по ее глазам. Ей было сложно рассказать про мать, но это было еще сложнее и требовало такого доверия, которого она не оказывала никому после Престона, и теперь мы оба знаем, к чему это привело. — Я знаю, детка. Так дай мне показать, что я достоин твоего доверия. Мы сделаем это, когда оба будем трезвы и оба будем готовы — по-настоящему. Хорошо? Обещаю.

Пенни прижимается ко мне и икает.

— Ты сказал, что любишь меня.

В ответ я обнимаю ее чуть крепче.

— До сих пор? — Ее голос едва слышим. — Я ничего не продолбала?

— Нет, детка. Ты ничего не продолбала. — Я чуть качаю ее у себя на коленях. Здесь, вдали от праздника и всего остального мира, кажется, это единственный шанс дать ей понять, насколько глубоки мои чувства. — Я люблю тебя и никогда не перестану.

— Я хотела сказать тебе то же самое. — Она впивается ногтями в мою спину. — Но каждый раз, когда я пытаюсь, слова просто разбегаются.

Мое сердце глухо стучит. Я хочу, чтобы Пенни это сказала. Я хочу услышать это от нее больше всего на свете. Но она только что раскрыла мне огромную часть своей истории, и я не имею права давить. Я должен