Оп! Он клюнул носом — коварная усталость все-таки договорилась с мягким сидением, а это лучше самокопаний. Склоны и дорога, как перевернутые чашки, как сбежавшие на скатерть капли, и калейдоскоп поселков — смесь русских, греческих и, наверное, абхазских названий мелькают на частых и от этого скучных знаках. Указатели подсказывают хозяину рулевого колеса и жизней пассажиров направление взгляда и необходимость важных торможений, а Алексею они напомнили слова юной любительницы препарированных абрикос: "Я люблю смотреть вслед уходящему мужчине, но только чтобы он не оборачивался". Словесные позы начала жизни, и интересно, а что она представляет из себя сейчас? Металлизированная сетчатка глаз, хрусталики из голубоватого стекла — как в триплексе, с бегающей шкалой в зрачке — для точного определения расстояния до врагов и до друзей, плюс детская улыбка. И поцелуй — все равно, что кубик Рубика кусать. С чего это он вдруг вспомнил ее? Ах да, он боится первого взгляда Лены — неожиданный и этим верный тест на металлогеничность. Абракадаброй татарских звуков и русских букв мелькнуло очередное название — во всем виноват автобус и долгое движение, и то, что он не умеет уходить, не оборачиваясь.
Черным юмором улыбнулась вкрадчивая мысль — хорошо, что он успел обернуться на звук вертолетов. А усталость и сонливость не справились с ожиданием встречи, не смогли, и глаза, как забытая и не выключенная днем лампочка не закрылись, грея веки ненужным вниманием к смене дорожных картин. Сжимаясь, упругое перед событием время все же истекло, и где-то часа через два за широкими автобусными окнами Алексей увидел знакомые брезентовые дюны и белый минарет туалета. Скоро! Проводив палатки взглядом и улыбнувшись морщившей нос попутчице, от возможной болтовни которой он так бесцеремонно избавился, Алексей направился к выходу. Дрожит пол, как палуба в сегодняшнем вертолете, кресла мягкими боками помогают бороться с качкой, а из-за зеленого бугра соснового бора вынырнуло и выросло белое здание пансионата, блеснув на солнце тонированными стеклами — райскими пайками в нарезку. Пора.
Большой автобус мягко и плавно замедлил свой бег, инерция увлекла тело вперед, изогнутые трубы открыли двери, и выходя, Алексею стало немного стыдно за то, что сильные механизмы сработали только для него одного. Ворота пансионата — больше декоративное, чем охранное железо, открыты, а за спиной заурчал двигатель, и серьезные колеса лениво, но быстро утащили автобус прочь. Шаг: сиротская трава горного склона, дрожащая палуба вертолета, мягкий аэродромный комендант, горячее сидение "таблетки", удобство экспресса, лейбы солнцезащитных окуляров — день меняет слайды.
Высокие деревья ловят солнце, тень, а стриженые парапеты из лавра остаются запахом на пальцах. Поворот аллеи — и сытой ящерицей мелькнула "БМВ". Белые стены пансионата, асфальт дорожек, стеклянные двери, лестницы падают к морю вниз, непогнутые перила, темные стекла очков бликуют на солнце, сохраняя тайну взглядов и непрозрачность глаз. Широкая лестница из настоящего, светлого, некладбищенского мрамора повела его по своим ступеням, между стилизованными, штампованными, а не коваными фонарями к дверям из толстого и прохладного стекла — современным, большим и медлительным. Медлительность — хитрая буржуйская система, симпатичная механика, сохраняя внутреннюю прохладу, неспешно закрыла их за вошедшим, и Алексей оказался в холле, на зеленой синтетике ковра. Цвет, вероятно, должен усиливать впечатление лета замерзшему буровику? "ГАЗ" — он прочел это слово у входа, на табличке, сделанной из того же мрамора, что и ступени. Охранник в кресле и в тени из пластмассовых листьев окучил глаза о его форму и напрягся, но скорее мозгом, чем телом, что, видимо, тяжелее вдвойне. А Алексей подошел к полированной стойке.
— Здравствуйте.
— Добрый день.
Бледное, и поэтому наверняка местное создание высунулось из расчесанных завитушек волос и белой блузки, в одно мгновение измерив женскими лекалами Алексея, его пятнашку, несвежесть полос тельняшки, неуместную невальяжность и усталость лица. Учись, охранник!
— Интересно, а кто сейчас отдыхает в санатории по имени Газ? Неужели только газовики и нефтяники?
— А вы хотите у нас остановиться?
Тест на опасность дал отрицательный результат. Опасности нет, и она улыбнулась ему, как странному, но нестрашному прохожему. Молодец! Что она делает здесь, под пронумерованными сотами ключей? Ей нужно в сыщики или в комиссары.
— Может быть, но только до утра. Да и то если вы выдадите мне один секрет.
— Только один?
Кажется, ей хочется поболтать с прохожим, на других не похожим, проговорить стандартные вопросы и услышать, возможно, нестандартные ответы. А что же делает охранник? Вероятно, пытается учинить пытливым взглядом визуальный обыск в зоне возможных геморройных опасностей?
— Меня интересует группа здоровья. Такой ужас в вашем пансионате есть?
— Есть, такой ужас у нас есть.
Она промедлила лишь мгновение, вычислила направление ветра в начале секунды, а усмехнулась в конце. Молодец номер два — не место красит человека, это абсолютно и неисключаемо.
— И вы готовы ответить на незаданный вопрос?
Он почти влюбился в нее.
— Она должна быть сейчас в спортзале. Это на пляже.
Молодец номер три — она даже лучше мягкого военно-воздушного коменданта. Ему сегодня, бесспорно, везет на понятливых.
— В спортзале?
— Это по дороге вниз, такое одноэтажное здание, на стойках.
— На стойках?
— На сваях, — быстро поправилась она, — вы сразу же поймете.
— Спасибо, я восхищаюсь вами.
— Пожалуйста, — согласилась с восхищением она.
Алексей взялся за теплые ручки прохладных на вид дверей, чувствуя спиной все понимающий взгляд. А что же охранник, пассивный вахрух? Он так и не вылез из тени.
Белый, в серых прожилках мраморный сервелат повел его к морю, и отбарабанив положенное количество ступеней, Алексей оказался на вытянувшейся длинной лоджией набережной. Пустынной сейчас — большинство поголовья козыряющего мрамором пансионата сосредоточилось на пляже. Узкая набережная нависла над ним, а невысокое и одностильное с фонарями ограждение усиливает впечатление балкона. Обнаружился и спортзал — Алексей спустился прямо к нему. Сооружение, великодушно названное зданием, плоской крышей врезалось в набережную в самой ее середине, а узкие лесенки огибают стены из металлической сетки и ведут прямо на пляж. Стены прозрачны — сетка без труда пропускает взгляд и воздух. Вероятно, это бывший загон для лежанок и матрасов, совпрокат, но сейчас внутри вполне прилично желтеют тренажеры, и они не пусты. Дурманящая лень по одному или группами все же выдавливает тела с просторного и залитого солнцем пляжа и неспешно гонит их в сравнительно прохладную тень, к теплому, нарезанному килограммами металлу. Тела жмут, тянут, прогибают перекладину, медлительность знатоков накладывается на конвульсии случайных.