Примерно в километре от себя Алексей увидел две движущиеся точки. Двое идут точно по его следу, повторяя вынужденные зигзаги, но внимательные линзы прицела не объяснили их безрассудства. Они разделились, это ясно, иначе появились бы раньше, но он ожидал от них таких стандартных действий. Движение выдало еще одного — позади и в стороне еще одна маленькая козявка решила испытать, правда, в меньшей степени, свою судьбу. Конечно их больше, чем трое — остальные пытаются обойти его, но движения пока не видно. Их выдадут выстрелы — реакция на его выстрелы по тем двоим. А стрелять придется — он вышел к началу плоской вершины сопки, остановился как бы на ее плече, и если ему придется уходить, то выше могут оказаться уже они. Значит их не должно быть, вернее — стать. Он уверен, что его не успели обойти — слишком быстро он шел и слишком мало времени было у них для этого. Прекрасный обзор, а они, возможно, даже не увидят его, а те двое обречены — время ровняет старые горы, и он специально прошел по голому склону, так что через сотню метров им негде будет спрятаться. Собаки, они привели их сюда, они же их и погубят. Он где-то читал, что сильный воин Чингисхана, привыкший к мясу и походам, натягивал тетиву лука до уха, выигрывая у врагов послабее, натягивающих только до глаза. Пять трудных сантиметров давали преимущество в два десятка шагов и делали его недосягаемым для стрел противника, предоставляя возможность убивать с безопасного расстояния. Что-то похожее происходит и сейчас. У него карие глаза — возможно, он потомок кочевников? Вряд ли — фамилия точно не восточная, но жестокая. Да и братья по спорту называют его "А-Ка" — за быстроту стрельбы.
Девятьсот, чуть меньше. Пора? Они открыты и беззащитны против него, но открыты и для ветра — поднимаясь, он старался запомнить направление. Но в горах ветер хитрый и часто проделывает с пулей разные выкрутасы. Вот и сейчас он нервно гудит в левом ухе, а фигура первого аккуратно наткнулась на стрелочку прицела. Восемьсот, чуть больше.
Звук полностью еще не прошел сквозь него, а он уже упал на землю. Аслан ждал выстрела, знал почти наверняка, что все произойдет именно здесь — уж очень удобное место, никуда не денешься. Стрелял бы так Мусса, как этот русский, и ничего бы не было. Взгляд уперся в грязные ботинки Исмаила — тот пригнулся, присел, понял, однако не испугался громкого, но далекого, и от этого не такого страшного звука, и сверху вниз, со святым удивлением идиота уставился на вдруг упавшего Аслана. Едва слышно тявкнули шавки, а он, не забывая, вспомнил ту короткую секунду, между теми двумя, вчерашними выстрелами.
Второй выстрел грохнул проще, но страшнее. Как водится, звук запоздал вслед за пулей, Исмаил дернулся назад и вниз, и всей тяжестью мгновенно избавленного от жизни человека упал на голову Аслана, вдавливая его в землю. Придавил руку и автомат, а Аслан левой уперся в тело, пытаясь освободиться и еще не чувствуя ваты мертвых мышц. Сверху снова грохнуло, а под рукой дернулось — вторая пуля сказала в Исмаиле "гм", а он вжался в землю под защитой доброго и уже мертвого идиота. Отец, а вот теперь и Исмаил, они из несогласных, но ожидание следующего выстрела железным колесом раздавило мысль — ему нельзя вставать и даже шевелиться. Сзади, сбоку мощно затарахтел пулемет Расула. Зря. Он не попадет с такого расстояния, подставляется сам, но, возможно, заставит русского пригнуться. Заметив снайпера, он бьет на его выстрелы, показывая или подсказывая идущим справа и слева. Им легче, там россыпи камней, углы гранита торчат из земли как обелиски на заброшенном кладбище. Неплохое сравнение, а его и Исмаила русский вывел чуть ли не на футбольный газон.
Дальняя букашка спряталась в камни, и из нее брызнули пули, но Алексей не обратил на это особого внимания, только подумал, что, скорее всего это его вчерашний знакомый пулемет. Больше беспокоили другие участники высокогорного марафона, невидимые и поэтому опасные. Однако финиш: они расползлись по россыпям серых камней, и их нужно обнаружить. А насчет ветра он оказался прав — кажется, он смазал первым выстрелом, зато следующие две пули легли точно в цель, и рисковая парочка теперь валяется на земле, а вокруг суетятся собаки. Мелкие, в них будет трудно попасть.
Замолчал пулемет? Ветер лезет в левое ухо, а в правое из чуть гудящего безмолвия попросились новые звуки, и Алексей сразу же забыл о пулемете, двух убитых чудаках, собаках и опасном движении в скальных обломках, и быстро обернулся на едва слышный звук.
Вертолеты! Четыре точки, держась подальше от лесистых кромок, все же приближаются, увеличиваются — еще немного и уже видно, как винты рубят воздух.
Бросив вчера бронежилет, он кроме гранат оставил себе две ракеты и "дым", на всякий пожарный случай, и вот сейчас этот самый случай молотит лопастями, пролетая над и в стороне от жестокой и какой-то рутинной разборки, невидимой с высоты полета и неслышимой в тяжелом шуме. Их друг — ларингофон, а Алексей, не задумываясь, выдернул длинную веревку из короткого "дыма" и бросил его на пару метров в сторону, по ветру, чтобы не мешал, и тут же выпустил ракету. Зеленый огонь бордо пересек курс вертолетов, а ветер, толкая и пиная оранжевую гадость, потащил ее за собой, растрепывая в дороге. Не может быть, чтоб его не заметили! Обратят ли внимание — вот в чем вопрос. Быть ему или не быть — какое им до этого дело?
Так вот почему замолчал пулемет — он вытащил их на открытое место, и теперь, не все заметные с его горизонтали, с вертолетной вертикали они видны как на ладони. Алексей увидел, как дальняя точка, пулеметчик, бежит по голому склону вниз, в деревья. Волнуется! Это и понятно и смешно — неужели он надеется успеть?
Сломался строй, двойка "МИ-8" пошла на круг, а двойка жуткого вида "МИ-24", "крокодилы", один из них, с упрямым наклоном попер прямо на него, на оранжевый дым. Алексей выпустил вторую, красную ракету, в сторону зеленки и бегущего пулемета, и уставился на надвигающийся вертолет. Еще один стал заходить на боевой курс, а значит снова на него. Выходит, он — их боевой курс?! Солнце бликует на прозрачных сферах, а внутри два светлых пятна — шлемы летчика и стрелка. Сладкая парочка, один над другим, а внизу железная бородавка с торчащей из нее авиационной пушкой. И торчит она прямо в него.
Сами собой дернулись ноги, подбросив сначала задницу, как водится острее чувствующую смерть, затем пустой, но свой, родной живот, за ним грудь, плечи, голову. Как четко слышен свист турбин! Из бородавки блеснуло пламя, а он уже бежал навстречу, глупо размахивая руками и понимая, что если они не промажут, то ранен он точно не будет.