– Интересно, – вытащив меч, задумчиво промолвил молодой воин. – Куда это они все подевались… Ага!
Он наклонился, присел на корточки, провел по скамейке рукой и показал ладонь Виталию:
– Кровь. Хозяин и слуги, я так полагаю, убиты.
– Угу… – кивнул Беторикс. – Друиды зачистили следы.
– Но вход где-то здесь, я уверен!
– Десятник! – К Амбриконуму подскочил один из воинов. – Мы нашли на конюшне тела.
– Обезглавленные?
– Да.
– Значит, точно, здесь постарались друиды. Пойдем, взглянем.
Конюшня находилась в дальнем углу двора, сразу за колодцем. Но ни лошадей, ни сена здесь давно не осталось и о назначении этой убогой мазанки напоминала разве дубовая дощечка над дверью, с изображением богини-лошади Эпоны.
– И здесь кровь. – Амбриконум осторожно потрогал дощечку. – А вот и тела.
Три обезглавленных трупа лежали в кровавой луже почти посередине конюшни. Жирные зеленые мухи, плотоядно жужжа, кружили рядом, ползали, потирая лапы. Висел застарелый запах навоза и крови.
– Их обезглавили уже здесь. – Помощник вельможи внимательно осмотрел тела. – И куда они дели головы? Понесли с собой через весь город? Эй, парни! Вы видели кровь во дворе?
– Нет, десятник.
– Так идите, еще разок гляньте.
Воины ушли, а Амбриконум невозмутимо обыскал трупы. Обнаружилось несколько золотых монет с портретом какого-то владетельного господина, которые он забрал себе:
– Если победим – пригодятся.
– А если нет?
– Уже и сейчас крыса ценится выше, чем горсть золотых, потому что ее можно съесть, а золото нельзя. Ну что, нашли что-нибудь? – обратился Амбриконум к вернувшимся воинам.
– Нет, крови там нет.
– Они отрезали головы, но со двора их не выносили… – Амбриконум снова задумался. Виталий уже начинал уважать этого парня – Камунориг не брал в помощники кого попало. – Значит, унесли с собой в храм, и вход в него где-то здесь, внутри.
– У местных друидов есть храмы? – удивился Беторикс.
– У этих есть. С тех пор как они расправились с мандубиями… Ага! – Амбриконум подозвал воинов. – Ты, Карвек, полезай в колодец и посмотри. А вы возьмите веревки и помогите ему.
– Думаешь, вход в храм – в колодце? – Тевтонский Лев с интересом заглянул в узкий и глубокий туннель. – Но там, похоже, вода.
– Вот сейчас и проверим. Карвек, внимательно обследуй все. Там могут быть боковые штольни. Дайте ему факел! И отойдите, не загораживайте свет. Ну? – Выждав некоторое время, десятник заглянул через край. – Что там?
– Пока ничего, – донесся голос разведчика, словно из преисподней. – Сейчас простучу стенки… Пусть меня немного поднимут.
Воины потянули веревки. Карвек находился в колодце долго и не спешил вылезать: тщательно все осматривал, измерил глубину воды, простукивал стенки. И вот наконец…
– Есть! Нашел, кажется.
– Так нашел или кажется? – Десятник вновь перегнулся через обложенный круглыми камнями край.
– Здесь дверь! Не сразу заметишь. И она заперта изнутри.
– Конечно, чтобы незваные гости не шлялись. Давай-ка, Кар-век, вылезай. Я сам погляжу, – решил Амбриконум.
– Может, и я с тобой? – предложил Беторикс.
– Нет, мы там не поместимся вдвоем, будем друг другу мешать.
Десятник скрылся в глубине колодца, вот снизу донесся стук, потом голос:
– Дайте копье!
Виталий покачал головой: здесь больше подошел бы ломик. Впрочем, Амбриконум справился и копьем – немного погодя в колодце послышался треск и удовлетворенный возглас.
– Ну, вот и все! Теперь полезайте. Господин друид, ты первый?
– Да! – Беторикс с готовностью ухватился за веревки и ухнул вниз – едва не проскользнул мимо лаза.
Хорошо, Амбриконум ухватил за руку:
– Эй, эй, стой. Сюда давай!
Скорее здесь была не дверь, а круглый люк, сколоченный из крепких дубовых досок и запиравшийся изнутри на засов. Низкий – не разогнуться – подземный ход, изгибаясь, уходил куда-то далеко за пределы двора, а может, и города. По нему и пошли цепочкой: первым Амбриконум с факелом, за ним Беторикс с «макаровым», позади остальные. Двоих воинов десятник предусмотрительно оставил во дворе на всякий случай.
– Осторожно, – вдруг обернулся проводник. – Здесь обрыв. На вот, посвети. Держи факел.
Сказал и исчез – прыгнул вниз, будто в самую утробу земли. И все стихло.
Но вот снизу показалась рука:
– Давай факел! Здесь не так уж и высоко. Прыгайте.
Подземный ход пошел глубоко вниз, постепенно расширяясь и переходя в вырубленную в скале штольню. Кое-где появились ступеньки, а откуда-то сверху в некоторых местах лился тусклый дневной свет. Идти стало легче – высокие каменные своды, простор, под ногами твердый камень. На стенах все чаще встречались рисунки – скупыми красными штрихами кто-то умело изобразил рогатых богов, быков и героев. Виталию показалось, что шли они целую вечность и прошагали километров десять, когда впереди показались желтые дрожащие отблески.
– Стоп! – обернувшись, шепотом приказал десятник. – Тушите факелы. Оставьте их здесь, запахи под землей разносятся далеко и быстро. Теперь идем, осторожно и тихо.
Но и без предупреждения воины продвигались, словно индейцы на тропе войны: след в след, дыша друг другу в затылок. Своды штольни вдруг резко ушли вверх и пропали во тьме, едва разгоняемой светом горящего внизу костра – такого большого, что тепло достигало даже укрывшихся за камнями воинов. Пахло похлебкой и еще чем-то вкусным, жареным мясом, что ли? А может, рыбой – костер горел на каменном мысу, глубоко вдающемся в широкую подземную реку. Пламя отражалось в черной как смоль воде. Нет, пожалуй, это озеро – вода была уж слишком спокойной, неподвижной. Дальний берег терялся во тьме, а здесь, на мысу, у огня толпились люди в длинных белых одеждах. Лица их скрывали серебряные маски, будто они таились даже друг от друга.
Это были друиды, кто же еще? Виталий насчитал с дюжину человек – не так много против десяти воинов, один из которых – бывший гладиатор. Но где же, черт побери…
– А вот и головы! – прошептал десятник.
Из-за скального выступа вдруг выплыла лодка с позолоченными бортами, утыканными длинными стержнями, каждый из которых венчала мертвая человеческая голова. Мужские, женские, детские; свежие, еще истекавшие кровью, и старые, выбеленные временем черепа с вделанными в глазницы самоцветами. Общим число их было десятка два, и пахли они гнусно.
Беторикс со страхом вгляделся, и, в любой момент ожидая увидеть среди мертвых голов знакомое лицо своей пропавшей возлюбленной.
Вот она! Черт! Нет, показалось. Такие же светлые волосы, но ткани лица совсем сгнили – тело Алезии не успело бы так разложиться.
– Будем брать? – прошептал Виталий.
– Да, – так же тихо отозвался десятник. – Только не сразу. Сначала осмотримся. Где-то должны быть часовые – слишком уж господа друиды беспечны. Карвек, Монгибар – осмотрите здесь все.
Кивнув, парни растворились в темноте, поползли меж камней, словно змеи.
Беторикс тоже оторвал взгляд от причалившей лодки. Где тут может быть часовой? Например, на том выступе – уж больно обзор оттуда хороший! И вот на том, метрах в пятидесяти. Все видно, и не доберешься туда.
Но что сейчас толку от часовых? Успеют в лучшем случае предупредить и выпустить пару стрел. Жрецам это мало поможет, и нет у поганых сволочей никаких шансов! Правда, воины еще могут приплыть на лодках… А как знать, сколько у друидов людей в запасе, где они, когда появятся? Но ведь спецконтингент Камунорига тоже не лыком шит и времени даром не теряет. Нет, гады обречены, это было ясно с самого начала!
И все же Амбриконум прав: беспечность друидов выглядит подозрительно. Верят, что никто не сможет отыскать их убежище? Неужели они настолько наивны? Тогда почему? Бывший гладиатор понимал, что и десятник терзался той же самой загадкой. Возможно, двое ловких молодых воинов найдут ответ.
– Ого! Еще одна лодка.
Беторикс вытянул шею и увидел, как из-за того же мыса показалась очередная ладья, на этот раз серебряная. Галльские кузнецы были большие мастера на такие штуки – отделанная серебром колесница, показанная в Риме во время триумфа кого-то из полководцев, вызвала бурю восторгов у граждан, не ожидавших ничего подобного от «диких галлов».
На этом челне мертвых голов не было – почти все его пространство занимала деревянная клетка, скорее просто огромная корзина из гибких ивовых прутьев, осмоленная снаружи. Внутри нее лежала Алезия – обнаженная, привязанная за запястья и щиколотки, с вздымающейся грудью и гневно распахнутыми глазами. Едва ладья причалила к берегу, девушка принялась гнусно ругаться, и Виталий озадаченно ухмыльнулся – он и не догадывался, что его благоверная знает такие словечки. «Бесхвостые суки», «падаль» и «кастрированный шакал» – самые мягкие из них.