– Да, – кивнул он. – Яд должен нейтрализовываться печенью. При этом ферменты, вырабатываемые этим органом, у мираев и так способны переварить почти любое вещество, не давая ему воздействовать на организм. Поэтому нас очень сложно отравить. Поэтому нас не убивает собственный яд, хотя он имеет особенную структуру и является сильнейшей органической отравой. Но, что самое удивительное, яд других мираев остается для нас веществом, которое печень уже не может нейтрализовать. Хотя структура вещества и не должна слишком отличаться. Например, если меня укусит Дарьеш, я умру.
Голос Торриена звучал совершенно серьезно, но в нем не чувствовалось страха. Того неприятного колющего холодка, который вдруг ощутила Иллиана.
Ведь получается, что достаточно укуса, чтобы убить ее всесильного змея… Впрочем, чего бояться? Обычного человека убить еще проще.
Торриен тем временем продолжал объяснять:
– Мы каждый день изобретаем все новые антидоты, которые помогают печени усилить свою ферментную активность и тем самым уничтожить чужеродный яд. Именно поэтому часто наши усилия все же помогают спасти некоторых пациентов. Но это не панацея.
– Почему?
– В случае, когда антидот вводится в тело мирайи, ее змеиная кровь воспринимает его как яд. И пытается уничтожить. Начинается борьба, кто победит. Лекарство или отрава. В случае же, когда пациентом является сайяхасси, шансов на успех гораздо больше. Печень человека не отторгает антидот, и он успешно начинает борьбу с ядом.
– Но почему же тогда сайяхасси все равно умирают в одной трети случаев, а хасси и вовсе умирают всегда? – выдохнула Иллиана.
– Потому что яд сильнее, – мрачно закончил Торриен. – Даже с помощью антидота печень не всегда справляется с очисткой крови. Организм сайяхасси обладает природной устойчивостью к ядам, потому что сайяхасси – это потомки жрецов, от которых и произошли наги. Мы – одной крови. Но хасси – это полностью человек, ничем не защищенный от ядов. Их организм не способен справиться с отравлением. А у нас нет универсального антидота, который помог бы вылечить их.
Он несколько секунд молчал, а потом добавил:
– Но мы работаем. И обязательно найдем выход.
– А дети? Ведь дети почему-то выживают после родов, в которых умирает мать, – задумчиво спросила Иллиана. – Их организм сильнее?
– Все правильно, – кивнул Торриен. – У Великого змея ребенок всегда будет змеем. С сильной печенью, которая готова бороться с ядом. Миллита, если бы смогла выносить свое дитя, тоже родила бы мирая. Сейчас за ее жизнь борются еще и потому, что чем дольше она проносит в своем животе ребенка, тем больше у того будет шанс выжить после того, как мать умрет.
Иллиана побледнела. Говорить об этом было слишком тяжело. Торриен взглянул на нее и, заметив реакцию, проговорил:
– Мы не забываем о хасси, мы просто пытаемся спасти обоих. Но на данный момент беременность хасси обрывается на четвертом-пятом месяце. И ребенок еще слишком мал, чтобы выжить, хотя его организм и не отравлен. Мы не знаем почему, но новорожденные дети мираев обладают абсолютной резистентностью к любым ядам. А их собственный яд десятикратно сильнее, чем у взрослого. Собственно, поэтому они и выживают, невольно убивая матерей.
Торриен положил руку на ее ладонь и сжал. Но Иллиана почувствовала, что он сделал это не столько для того, чтобы успокоить ее, сколько себя.
– Вот такая несправедливость, – криво усмехнулся он. – Мы – самые ядовитые существа на планете. И мы же от этого и страдаем. Кстати, поэтому мы и не приемлем сильные и резкие запахи духов. Ведь за ними может скрываться аромат сильнодействующего яда.
Иллиана машинально коснулась флакончика с духами в форме льдинки или сосульки, которую всегда носила на шее, как кулон.
– Понятно, – кивнула она. – А вы не думали использовать кровь младенцев как антидот?
Царевич перевел на нее серьезный взгляд.
– Ты молодец, – сказал вдруг. – Мы пробовали. Но не помогло. Неизвестно почему, но просто не сработало. Возможно, в крови младенцев нет ферментов, нейтрализующих яд. Может быть, они появляются только по мере необходимости. То есть если ребенок окажется отравленным. А он просто не оказывается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ясно, – хмуро ответила Иллиана. – Ты знаешь, я…
Девушка прервалась, потому что в этот момент дверь лаборатории резко открылась и на пороге, гордо вплывая, появилась эффектная нагиня в золотисто-желтом наряде.
– Теплого вечера, – проговорила она Торриену, бросив на Иллиану презрительный взгляд.
Райела. Сестра царевичей и дочь повелителя Шейсары.
Ее мощный черно-зеленый хвост вполз в помещение сразу следом за громадным животом, едва прикрытым легкой полупрозрачной туникой.
– Как дела с антидотом? – тут же спросила она, не дожидаясь, пока с ней поздороваются в ответ.
Проскользнула в центр лаборатории, едва не сбив стол, и замерла перед сидящей парой. Уперла руки в бока и хмуро посмотрела на своего брата, то и дело кидая острые, как кинжалы, взгляды на Иллиану.
– Я работаю, Райи, ты же знаешь, – мягко проговорил царевич, вставая.
Без своего хвоста цвета обсидиана с золотом он казался ниже царевны. Но даже в таком положении создавалось впечатление, что он чувствует себя более уверенно, чем она.
Райела явно нервничала. Она то и дело заламывала пальцы, оглядывалась на Иллиану и покусывала нижнюю губу.
– Мы можем поговорить наедине? – спросила она вдруг, и голос ее стал гораздо выше прежнего.
Торриен нахмурился, но затем повернулся к девушке и мягко взял ее за руку.
– Иллиана, ты не могла бы подождать меня в соседней комнате? Я скоро приду, хорошо?
– Конечно, – кивнула она, не имея ни малейшего желания вступать в диалог с сестрой своего мужчины. Несмотря на то, что Торриен и Райела были родственниками, Иллиане казалось, что в них нет совершенно ничего общего.
За все то время, что она уже успела прожить во дворце, ей ни разу после первой встречи не довелось пообщаться с Малахитовой царевной. А те случаи, которые сталкивали их вместе, ограничивались презрительными взглядами и, в крайнем случае, возмущенным фырканьем в ее сторону.
Но девушка ничуть не страдала по этому поводу. Яркие насыщенно-оранжевые глаза царевны напоминали ей нечто отравленное, отталкивающее. Природа раскрашивает такими цветами ядовитых гусениц и жуков, к которым лучше не приближаться.
Иллиана мягко улыбнулась Торриену и, не глядя на царевну, неторопливо удалилась в соседнюю комнату, захлопнув за собой дверь чуть громче, чем планировала.
Однако, как только она это сделала, не успев отойти подальше, из лаборатории донесся визгливо-веселый голос Райелы, раздражение в котором она даже не пыталась скрывать:
– Какого гессайлаха делает здесь это человеческое отребье?.. – выплюнула она, заставив Иллиану поежиться. Не от обиды на ее слова, нет. Просто девушка слишком отчетливо представила, как в этот момент расширяются огромные глаза царевны, а из распахнутого рта вылетает ядовитая, почему-то оранжевая слюна.
– Держи язык за зубами, Рай, – прорычал Торриен негромко. Иллиана едва услышала его голос. Пришлось даже приложить ухо к двери!
– Не собираюсь я облизывать твою подстилку, – фыркнула царевна, и не думая снизить тон. – Она не мирайя. Когда ты найдешь себе нормальную нагиню, а? Когда ты только притащил ее сюда, я думала, что это временно. Что скоро ты купишь ей сарайчик на окраине Верхнего, и все будет как прежде, но что-то я не вижу…
– Если ты пришла сюда, чтобы обсудить вопрос моей личной жизни, то я тебя разочарую, – оборвал он. – Убирайся, у меня нет на это времени, – Торриен говорил негромко, но чувствовалось, что он с трудом сдерживает себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Иллиана невольно улыбнулась.
За дверью послышался вздох.
– Ну, Тор…
– Какое тебе дело до меня? – мрачно спросил царевич. – У Дарьеша есть хасси, но к нему ты не пристаешь. У Саримарха было две хасси. Да даже у нашего отца была одна, как ты знаешь. И в этом нет ничего удивительного.