И встала с нагретой солнцем скамейки.
– Кажется, он прямо сейчас должен быть в лаборатории. Увидимся позже, хорошо? Не грусти, я знаю, все получится!
Миллита кивнула, и на этот раз на ее лице уже не было той тоски, что прежде. Казалось, разговор по душам ей немного помог. А дальше оставалось лишь верить.
Иллиана быстро пронеслась по ступеням дворцовых переходов, минуя несколько этажей и залов, чтобы уже через десять минут влететь в святая святых своего царевича.
Торриен стоял около громадного вытяжного шкафа, держа в руках подозрительно шипящую колбу. Возле него суетился какой-то низкорослый мирай в точно таком же черном халате, как и у царевича. На обоих мужчинах были круглые очки, защищающие глаза.
В помещении, несмотря на работу вытяжного шкафа, распространялся едкий, неприятный запах.
– Образец номер сорок девять из тридцать первой партии, – проговорил Торриен, и мужчина рядом стремительно склонился к тетрадке, что-то записывая.
Золотой змей капнул содержимое пробирки в стеклянную чашу, стоящую на столе, и тут же приставил к полученной жидкости микроскоп.
– Активируй огонь, – приказал он, и мужчина рядом тут же поднес кисть под пробирку. Из самого центра ладони вверх взметнулись мягкие голубоватые язычки пламени, которые явно предназначались не для нагрева.
– Илитротоксин нейтрализован на две трети, – радостно продолжил Торриен, но в следующий миг его голос понизился до разочарованного: – Белок крови свернулся.
И вдруг повернул голову, увидев в дверях застывшую девушку.
– Иллиана? Что ты тут делаешь?
– Пришла помочь, – честно отозвалась она и смело шагнула вперед.
– Помочь? – Торриен отложил пробирку, снял очки и пошел ей навстречу, слегка сдвинув брови.
Второй мирай, что остался стоять позади него, глубоко вздохнул, тоже откладывая писчее перо, сложил руки на груди и нахмурился.
Царевич подошел к Иллиане, беспокойно взглянув в глаза.
– Что-то случилось? – спросил он, безошибочно угадывая эмоции девушки.
Она поджала губы и кивнула.
– Узнала… про Миллиту.
Золотой змей стиснул зубы и вздохнул. Иллиане показалось, будто он принял решение не выпроваживать ее из лаборатории, как хотел прежде.
– Проходи, – махнул рукой, приглашая пройти дальше.
– Что? Но, Торриен, мы слишком заняты! – возопил, всплеснув руками, пухлый мирай, переминаясь с ноги на ногу.
Иллиана проследила за его движениями, удивляясь, почему один из Великих змеев за работой использует человеческий облик. Вроде бы в этой ипостаси они были слабее и медленнее. И большинство граждан Верхней Шейсары все-таки не признавали иных нижних конечностей, кроме хвоста.
Торриен снова проследил за ее взглядом и тут же проговорил, скрывая улыбку:
– Милая, это дженмирай Ниргуз.
А затем добавил тише, так, чтобы слышала только она:
– В лаборатории слишком мало места для истинного облика.
Иллиана представила, как огромные хвосты ползают по полу, сбивая столы, роняя стулья на пол и повреждая оборудование, и ее губы дрогнули в улыбке.
Все же не во всем мираи превосходили людей.
– Ниргуз, – продолжил царевич, – это Иллиана, моя хасси. Я думаю, она не будет нам мешать, если постоит и посмотрит на работу. Ты же понимаешь, что для нее это не менее важно, чем для нас?
На последней фразе Торриен сделал упор, добавив в голос металла. Ниргуз глубоко вздохнул и кивнул.
Иллиана же вздрогнула, осознав, что именно он имел в виду.
Усадив девушку в высокое мягкое кресло рядом с вытяжным шкафом, Торриен вернулся к своему занятию.
– Образец номер пятьдесят из тридцать первой партии, – проговорил он, поднимая в руки новую колбочку. Повторил все прошлые манипуляции, а Ниргуз стремительно подставил под пробирку ладонь с легким прозрачным пламенем. – Илитротоксин нейтрализован на три пятых, – продолжал наблюдения царевич. – Кровь свернулась.
Следующие полчаса ничего не менялось, кроме пробирок и чашечек, куда капала жидкость. Когда Торриен наконец отложил все, устало уперев руки в стол и склонив голову, Иллиана тихо спросила:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– А огонь нужен для ускорения реакции?
Ниргуз бросил на нее высокомерный, чуть презрительный взгляд и отошел в сторону. Через минуту он и вовсе ушел в другое помещение, а девушка осталась наедине со своим царевичем.
– Да, – кивнул Торриен и вяло улыбнулся. – Ты молодец.
– Расскажешь мне, что конкретно вы делаете? – спросила она, с волнением сжимая и разжимая пальцы.
Честно говоря, она не надеялась, что царевич ударится в объяснения. Да и сама она не химик, вряд ли поняла бы хоть что-то. Однако Золотой змей вдруг придвинул кованый стул с кожаными вставками, сел на него и принялся рассказывать:
– Я уже говорил тебе, что давно пытаюсь подобрать антидот к нашему яду. Сегодня мы пробовали новый состав и попытались воздействовать магией. В роду Ниргуза сохранилась особенность: его пламя обжигает… меньше, чем у других. Мы подумали, что, возможно, в его наследственной силе чуть больше лечебного огня Иль-Хайят. Но, похоже, это все-таки не так.
Он глубоко вздохнул и немного нахмурился.
В этот момент Ниргуз вдруг вновь появился в комнате, подошел к Торриену и, слегка поклонившись ему, сказал:
– Полагаю, что мы закончили на сегодня, царевич? Могу ли я уйти?
Торриен приподнял бровь, но кивнул.
– Жаркой луны, – ответил он, и мастер-химик стремительно покинул помещение лаборатории, напоследок все же кивнув Иллиане.
Как только дверь за ним захлопнулась, девушка спросила:
– Что будет с Миллитой? Она погибнет?
Торриен сжал челюсти.
– Я стараюсь, Иллиана. И не только я. Все химики Шейсары бьются над этой проблемой. Погибают не только хасси и сайяхасси. Мирайи тоже отправляются в чертоги Иль-Хайят от нашего же яда. Это проблема первоочередной важности, поверь.
– Ты не ответил на мой вопрос, – выдохнула девушка серьезно. – Миллита, она же хасси. У нее действительно совсем нет ни одного шанса?
Торриен отвернулся.
Сердце Иллианы едва не остановилось от этого молчаливого доказательства. Но внезапно мужчина все же ответил:
– Ты волнуешься за Миллиту, и я могу это понять. Мне тоже далеко не плевать. Она носит моего племянника. Как и Райела, моя сестра. За свою жизнь от этой проблемы я уже потерял и мать, и мачеху. Теперь могу потерять племянников и сестру. И, возможно, когда-нибудь – тебя. Думаешь, мне может быть все равно? – Торриен хмурился, но не кричал. Он злился, но не на Иллиану, и это было заметно. – Нет ни одного мирая, в чьей семье не случилось бы ни одной подобной трагедии.
– Но ведь у Райелы есть шанс, – неуверенно произнесла девушка. – И у меня тоже…
Последнюю фразу она сказала значительно тише, и Торриен не обратил внимания.
– Мать Райелы и Дарьеша – моя мачеха, – ответил он мрачно. – Она умерла сразу после родов. Ее организм не смог нейтрализовать яд, несмотря на то, что она сама – мирайя. У моей сестры ее наследственность. Вероятность того, что она выживет, очень низка. Роды начнутся уже в ближайшие недели, а это значит, что совсем скоро я могу потерять сестру, ты понимаешь? – Он сделал паузу. – Но мы все равно не сдаемся.
Иллиану бросило в холодный пот.
Она боялась представить, каково ему было проживать новый день, зная, что близкий родственник, вероятно, скоро погибнет.
В голове мелькнула мысль, что, возможно, именно в этом кроется объяснение того, что большинство мираев хладнокровны и даже как будто бы безразличны к чужим судьбам. Их с детства учат не принимать близко к сердцу чужие жизни. Даже жизни родных. Иначе однажды обязательно будет очень больно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Обязательно…
– Значит, – задумчиво проговорила Иллиана, пытаясь собраться с мыслями, – в организме мираев и сайяхасси есть что-то, нейтрализующее яд. А в организме обычных людей – нет. Правильно?
Торриен повернул к ней голову, и его взгляд сделался очень серьезным. Так было всегда, когда речь заходила о его исследованиях.