«Здесь описка. Во-первых, Григорий встретился со Степаном в бою в Восточной Пруссии, как прямо сказано в тексте романа, в мае 1915 года, то есть почти через три года, во-вторых, “узелок” между ними развязан не был. “А за Аксинью не могу простить”, – говорит Степан, расставаясь» (очевидно, эта часть текста была написана, когда фабула романа еще не сложилась, а при последующей авторской редакции не была исправлена).
Как видим, романист действительно ошибся, причем и в черновом первоначальном варианте, и позднее, в беловике. Не берусь как историк утверждать, что Михаил, Шолохов не развязал «узелок» между героями. На мой взгляд, напряжение в отношениях между ними, так блистательно созданное, он разрядил. Писатель, как и обещал, «развязал» «узелок», сведя смертельных врагов в одном кровавом бою, во время которого Григорий Мелехов спасает жизнь Степану Астахову, на своем коне его, раненого, вывозит с поля боя в момент отступления, уступив недругу седло, а сам бежит от врага рядом, держась за стремя. Тогда, после спасения, Степан признается Григорию, что трижды стрелял ему в спину, когда шли в наступление. И хоть расстаются они, по словам автора, «непримиримые», тугой сюжетный узел блистательно развязан.
Пишу об этом не для того, чтобы поспорить с автором монографии. А чтобы сказать: как замеченная описка, исправленная не до конца, так и «узелок», завязанный в первой части романа, а развязанный в четвертой (или «не развязанный», по С.Н. Семанову), свидетельствуют, подобно множеству других фактов, предстающих в рукописи, только об одном: Михаил Шолохов, а не кто иной, писал роман, писал, заглядывая по ходу повествования далеко вперед; сам еще не все видел, иногда ошибался, но творил, продирался сквозь дебри и хитросплетения сюжета, двигался в одном направлении, как творец.
И вот что интересно: на той же странице, где Шолохов допускает просчет, он на полях написал внизу листа три даты:
«1914 г.
1913 г.
1912 г.».
Перепроверил себя! Однако же просчитался.
Начав 8 ноября 1926 года «Тихий Дон» описанием мелеховского двора и его обитателей, Михаил Шолохов уже тогда знал, что годы спустя приведет главного героя на поля Восточной Пруссии.
* * *
Завершив главу схваткой Мелеховых и Степана Астахова, автор начинает, возможно, в тот же день 25 ноября, эпилог первой части, приступает к описанию сватовства и свадьбы Григория Мелехова, к главе 13, на 38 странице.
«Скажи Петру, чтоб запрягал кобылу и свово коня…»
Эта 38 страница хранит несколько шолоховских «резолюций». Синим карандашом на полях написано: «Дополнить о решении женить Петра». И в эти слова вкралась описка. Петр был давно женат. Речь, конечно, шла о женитьбе Григория.
Другая на полях карандашная пометка – «Сильнее» – появилась в тот момент, когда автор перечеркнул напротив нее с десяток строк: так много он сокращал редко, даже в черновике.
После диалога Григория и Петра по поводу того, каких лошадей запрягать для поездки к Коршуновым, после слов: «“Без него знаем”, – направляя дышлом, ответил Петр» – следовали зачеркнутые строки:
«…Ты чего же не одеваешься? Мать выскочила на крыльцо и горестно всплеснула руками. Гришка, не глядя на нее, прошел в горницу, хмурясь, перерыл все в сундуке и через пять минут вышел в кухню иным человеком: шаровары добротного синего сукна с полыхающими лампасами, на голове казачья с красным околышем ненадеванная фуражка, сатиновая синяя рубаха, новые сапоги. Он казался выше в широких, заправленных в сапоги шароварах, фуражка дурнила его и делала похожим на всамделишного турка».
Далее в рукописи:
«Иван Семенович торжествовал, как титор (здесь – описка, правильно «ктитор», церковный староста. – Л.К.), дохлебывал щи, мочился горячим потом».
В публикуемом варианте романа эта фраза несколько приглажена (не редакторами ли?) и читается так:
«Пангетей Прокофьевич, торжественный, как ктитор у обедни, дохлебывал щи, омывался горячим потом».
* * *
Продолжается глава 13 на следующей, 39 странице, где вверху на полях дата – 28.XI.
«Дуняшка шустро пробежала по Григорию глазами, где-то в тенистом холодке вогнутых стрельчатых век припрятала девичий свой смешок-улыбку».
Теперь, зная из сокращенного текста, как выглядел Григорий после переодевания, мы понимаем, почему Дуняшке стало весело: ее рассмешил ставший похожим на «всамделишного турка» брат. Ну, а почему автор не восполнил сокращенный им текст более «сильным», отчего появилась в романе некоторая неясность в поведении маленькой героини – ответить трудно.
Как видим, отец Григория все еще проходит на страницах романа под именем Ивана Семеновича, и живут Мелеховы пока не на хуторе, а в станице.
Какой? Казалось бы, вопрос простой: автор, подходя к финалу первой части романа, должен был бы назвать то место, где живут его главные герои. Но он не только не решил окончательно, где же поселить Мелеховых – в станице или на хуторе, но и не назвал этого места. Поразительная особенность творчества писателя.
Описывая столь детально, столь зримо место действия, каждого героя, будь то главного или второстепенного, он долго не решает, казалось бы, столь простую задачу – как назвать место действия героев.
Там, где начинается «Тихий Дон», упоминается, что носил дед Григория любимую жену-турчанку на руках «до Татарского ажник кургана».
А названия станицы (хутора) – нет…
Нет и в последующих главах названия, не нашел он его, даже когда дописал до конца первую часть… (Что хутор зовется Татарским – обозначено в XVIII главе: «Коршуновы слыли первыми богачами в хуторе Татарском».
Но это цитата не из рукописи, а из печатного текста.)
* * *
28 ноября Михаил Шолохов, забыв на какое-то время про тяготы жизни героев, приблизив к себе краски светлые и яркие, начал писать картину праздничную: богатый выезд на ладных и горячих лошадях, обряд сватовства. Он не только не дал названия места, где давно жили, любили и страдали Григорий и Аксинья. Он и Коршуновых держал пока в отдалении от них – на соседнем хуторе:
«Григорий не жалел ни кнута, ни лошадей, и через двадцать минут станица легла сзади, над дорогой зелено закружилась степь, замаячили вблизи неподалеку выбеленные стены домов хутора Журавлева.
– В проулок. Третий курень налево, – указал Иван Семенович. Григорий дернул вожжину, и бричка, оборвав железный рассказ на полуслове, стала у крашеных, в мелкой резьбе, дощатых ворот».
Сравнивая это место с текстом романа в собрании сочинений, видишь, что Журавлев хутор исчез. Стали Мелеховы и Коршуновы жить в одном хуторе, в конечном итоге, всего десять минут быстрой езды потребовалось мелеховским лошадям, чтобы домчать к дому Натальи.
Дальше в рукописи следует несколько замечательных строк, которых никто не видел. Шолохов их сократил:
«На крыльце, глянув мельком, увидел Григорий испуганную синь девичьих глаз, под черным коклюшевым шарфом. Глаза глянули на Гришку и растаяли, окутанные черным облаком мотнувшегося шарфа, в резвом перестуке проворных, убегавших в сени ног».
В черновике читаем: Мелеховы отправились к Коршуновым одни, без свахи. Ее образ появился позднее, при редактировании, поэтому место свахе нашлось на полях, где в первом приближении она предстает так:
«Свахой ехала двоюродная сестра Ильиничны – вдовая тетка Василиса, жох-баба. Она первая угнездилась в бричке и, поводя круглой, как арбуз, головой, посмеивалась, из-под оборки губ показывала черные кривые зубы. Говаривал про нее Пан. Пр.».
Больше на полях места ей не хватило, и то, что «говаривал» про сваху Пантелей Прокофьевич, автор написал на другом листе черновика, не сохранившемся, успев переписать его текст в беловик, поэтому каждый может прочесть о свахе в XV главе…
28 ноября Михаил Шолохов был в ударе, работал много часов подряд, заполнил полностью четыре страницы, кончив главу на словах:
«– К. предыдущему воскресенью надбегем, – сулил, сходя с крыльца, Иван Семенович. Хозяин провожал их до ворот и умышленно промолчал на слова Ивана Семеновича, будто ничего и не слышал».
* * *
Текст 13 главы находится на пяти страницах. Их номера: 38, 39, 40 и… 45, 46.
Это первая загадка. Ответ на нее дает первоначальная нумерация рукописи. Посмотрим ее, прочтя внимательно «стыки» страниц.
На 40-й описывается сватовство Натальи Коршуновой. Последние строки здесь:
«– Дельце к вам по малости имеем… – продолжал Иван Семенович. Он ворошил смоль бороды, подергивая в ухе серьгу».
Далее монолог: «У вас невеста, у нас жених…» – продолжается на 46 странице.
Где пропущенные страницы 41, 42,43, 44?
На них сочинена «Вставная глава», которая нам уже встречалась в рукописи романа во 2 главе. Во «Вставной главе» выходят на сцену Моховы – запомним это обстоятельство.
Вторая загадка – когда сочинена «Вставная глава»? Снова внимательно всмотримся в даты и номера страниц рукописи.