том, что мама права. Сам он думал, что речь идет о каких-то былинных богатырях, бывших в их роду в незапамятные времена, и от которых ему и достался в наследство характер и много чего еще.
И теперь Сема плакал не потому, что струсил, а потому, что ему было жалко маму. Он знал, что она не переживет, если с ним что-нибудь случится. Мама сама не раз ему об этом говорила. И в эти ее слова Сема тоже верил. И по всему выходило, что он станет причиной не только собственной смерти, но и маминой.
Эта мысль настолько поразила Сему, что он перестал плакать. И начал думать, как найти выход из ситуации, в которой он оказался. Он знал, что безвыходных ситуаций не бывает. Во всех книгах, которые Сема читал, потерявшиеся герои всегда находили дорогу и выходили целыми и невредимыми из самых опасных ситуаций. И, по здравому размышлению, он не видел причин, по которым это не удастся ему. Возможно, эта уверенность в себе тоже досталась ему по наследству, но этого Сема тоже не знал, и думать об этом сейчас не собирался.
Погрузившись в свои невеселые мысли, Сема не заметил, как из-под дерева выбежал еж. И с удивлением уставился на мальчика своими глазками, похожими на две черные жемчужины. Как у всех животных, ведущих ночной образ жизни, у ежа было плохое зрение, но хорошо развиты обоняние и слух. Хотя он и смотрел в сторону мальчика, но на самом деле принюхивался и прислушивался. Поэтому его и без того удлиненная мордочка вытянулась еще сильнее, а острый носик, всегда мокрый, еще больше увлажнился от волнения.
Ежа звали Ожъ. Там, в корнях дерева, возле которого пристроился Сема, у него было гнездо, где он жил один, не желая ни с кем его делить. Днем, как правило, Ожъ спал, по ночам выходил на поиски пропитания, набивая себе живот жуками, гусеницами и дождевыми червями, а изредка разнообразя свой рацион птенцами и яйцами гнездящихся на земле птиц. Еще реже Ожъ ел змей и мышей, так как с живыми с ними было много хлопот, а падалью он брезговал. Питаться Ожъ должен был хорошо, потому что уже в середине осени он впадал в спячку, из которой выходил только к середине весны, и за это длительное время без достаточного запаса жира мог умереть от истощения.
Но в этот день весь его привычный образ жизни был нарушен, из-за чего Ожъ и выбрался из-под корней. Сначала он подумал, что в лесу начался пожар, который вплотную подобрался к его гнезду. Это было страшное бедствие, которое Ожъ, несмотря на то, что он быстро бегал, хорошо плавал и прыгал, едва ли бы пережил, как и большинство других мелких обитателей леса. Так в свое время погибли его мать и отец, и многие соседи. Сам он спасся буквально чудом, и с той поры боялся не только огня, но и грозы, когда пожар мог начаться после попадания молнии в верхушку дерева. Но потом Ожъ понял, что напрасно беспокоится. Пламя оставалось на месте, не приближаясь и не отдаляясь. Потом оно затухло. А на рассвете вспыхнуло снова. И опять затухло. И через некоторое время опять появилось. Это было более чем странно, и Ожъ решил узнать, что происходит. Он знал, что любопытство сгубило не меньше его сородичей, чем лесные пожары, но не смог устоять.
Выбравшись из гнезда, Ожъ сразу почувствовал резкий запах пота и давно немытого тела, идущий от живого существа, сидящего рядом с огнем. Сильный неприятный запах был его слабостью. Встречая его, Ожъ начинал лизать предмет, источающий этот запах, до тех пор, пока у него не начинала выделяться пенистая слюна, после чего Ожъ переносил её на иголки. Это было прекрасное средство. После таких процедур его иголки росли гуще и намного быстрее. Но существо, не боящееся огня, вызвало у него страх, и Ожъ решил, что не будет даже пытаться его облизывать, потому что наверняка тот смертельно опасен. Яда Ожъ не очень опасался, потому что даже большие дозы, губительные для других животных и людей, были для него безвредны. Но на этом существе наверняка плодилось много клещей и других мелких паразитов, которые могли забраться между его иголок, и от них невозможно было бы избавиться. А это было чревато зудом и другими неприятными последствиями.
Однажды Ожъ уже подхватил чесотку после драки из-за самки. И обиднее всего было то, что эта худосочная особь мало привлекала его, он прекрасно обошелся бы и без ее тощих прелестей. Но другой самец, более крупный и сильный, чем Ожъ, видимо, решил без особого риска для себя продемонстрировать ей свою неустрашимость и ловкость. Он напал на Ожа и избил его почти до потери чувств.
Ожъ запомнил день своего позора в мельчайших подробностях. Во время драки его соперник отвратительно и громко сопел и фыркал, а после, пока Ожъ приходил в себя и не мог покинуть поле боя, очень долго, с полудня до заката, кружил вокруг самки, еще более отвратительно фыркая и сладострастно сопя. После этого Ожъ и решил всегда жить один. Он не хотел рисковать ради удовольствия, которое в его глазах было весьма сомнительным.
Поэтому Ожъ наблюдал за существом, нарушившим его покой, только издали. Чтобы быть менее заметным, он даже нацепил на свои колючки сухой лист. Но именно это его и подвело. Налетел внезапный порыв ветра, лист начал громко шуршать, и мальчик, услышав этот звук, обернулся и увидел ежа.
Некоторое время они смотрели друг на друга — Сема и Ожъ. У них были очень похожие темные глаза, и блестели они одинаково от любопытства. Но Ожъ был сыт, а Сема голоден. И постепенно глаза мальчика начали меняться. В них вспыхнул голодный огонек, схожий с пламенем костра. Сема вспомнил, что где-то он читал, как еще в шестом веке до Рождества Христова римские легионеры выращивали ежей ради мяса, которое считали лакомством. Римляне запекали ежей вместе с иголками в глине. А их шкурки использовали для выделки кож, которые также дорого ценились.
Глины у Семы не было, и достать ее в лесу было негде. Не сразу, но все-таки мальчик додумался, что глину можно попробовать заменить пеплом из костра, обваляв в нем ежа. После чего закопать его в золу. Так дома они пекли картошку во дворе, когда надоедала вареная и жареная. Получалось вкусно. Но явно еж был не хуже картофеля, и уж во всяком случае намного