Мелисса, когда мы расплачиваемся и забираем сумки.
Я решаю быть выше этого и отвечаю:
– Тебе тоже, Мелисса. Удачи. Надеюсь, с работой у тебя все сложится благополучно.
А Николас решает не быть выше этого и берет пенни из банки для мелочи. Я просто в восторге от его коварства.
– Приятного Дня благодарения! – желает он через плечо.
– Сволочи! – кричит она в ответ. – Вы стоите друг друга!
– Спасибо! – Я показываю ей большие пальцы.
Давясь от хохота, мы едва успеваем выйти из магазина. Запихнув все в машину, мы сами запрыгиваем внутрь и мчимся прочь с парковки, точно удирая от погони.
– Ты. Просто. Великолепен. – Мы хлопаем друг друга по рукам.
– Спасибо, спасибо, – улыбается он. – Ты тоже.
– Я так рада, что больше не нужно с ней встречаться.
– Но насчет Сета она права, – быстро взглянув на меня, говорит он. – Я в самом деле устал защищать его. Я… я не знаю. Никогда еще не расставался с другом.
Меня фанатом Сета назвать нельзя. Половину времени он милый, а другую половину разносит Николаса в пух и прах.
– Если кто-то задевает твои чувства, ты вправе защищаться. Ты заслуживаешь хороших людей рядом. – То, что это заявление выдаю я, настолько из ряда вон, что я почти жду, что сверкнет молния и испепелит меня. Но ведь я права: он заслуживает друзей, которые действительно будут вести себя как друзья. И, если уж на то пошло, я тоже. – Ты же это знаешь, правда? Разреши себе думать о других в последнюю очередь.
– Я не знаю как.
– Я помогу. А если Сет не возьмется за ум, у меня еще остался номер тех грузчиков, мы им позвоним. Нарядим тебя в рваные джинсы… и та-да! Дружбе конец.
Он улыбается.
– Что бы ты ни решил о Сете, это твой выбор, – говорю я. – Но если нужно будет подкрепление, я к твоим услугам. Только скажи, напугаю его так сильно, что он никогда больше и пискнуть не посмеет.
Он подносит мою руку к губам и бережно целует.
– Спасибо, – тихо говорит он.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается.
Это мрачное высказывание так и звенит в голове, когда мы садимся за стол с Деборой и Гарольдом. Перед нами настоящий пир, что, вообще-то, должно как-то влиять на ощущение счастья, но не влияет, потому что нам вот-вот свяжут ноги под сиденьями деревянных стульев, и просидим мы так весь невыносимо долгий ужин, что означает и невыносимо долгую беседу.
Тема уже известна. Дебора ее обожает. Нам с Николасом замечательно удавалось ее избегать между собой, как прекрасно показало наше поспешное отступление от стеллажей со свадебными украшениями.
– Вы уже отправили приглашения? – с места в карьер пускается Дебора, накладывая мужу темные куски индейки. Самому ему наполнять тарелку запрещено, потому что он «не контролирует свои порции». Диета, на которую она его посадила в этот раз, запрещает фарш, белое мясо и картошку, и вид у Гарольда такой, будто он вот-вот расплачется. – Почти декабрь. – Она смотрит сначала на Николаса, потом на меня. Обвинение читается не только во взгляде, но и на лбу. Думает, что это я виновата в задержке.
Николас поступает точно так же, как и я. Делает вид, что не слышит. А когда она повторяет вопрос, притворяется, что не понимает, о чем речь.
– Приглашения? – произносит он так, будто это чужой язык, которого он не понимает.
Запихиваю в рот целые ложки картофельного пюре. Ведь я леди. И умею себя вести. Нельзя же ждать, что я буду говорить с набитым ртом.
Дебора, прищурившись, разглядывает Николаса поверх бокала с вином.
– Ваши свадебные приглашения, дорогой. Наше мы до сих пор не получили.
– А вам что, оно нужно, официальное? – слабым голосом спрашивает он. – Вы ведь знаете место и время.
– Мне нужны три приглашения: одно для моего памятного альбома, другое для твоего детского дневника и третье – для семейного архива. Кроме того, остальным они тоже нужны. Всем твоим дядям и тетям. Мне чуть ли не каждый день звонят: «Где же приглашение? Меня что, не пригласили?» Мужчины из клуба твоего отца, их жены, все в смятении! Для них это личное оскорбление. Ты не можешь никого пропустить, Николас. Это грубо.
Я не знаю никого из упомянутых людей. Николас не знает большинство, а те, с кем он все-таки знаком, ему не нравятся. Вряд ли там действительно кто-то возмущается, скорее, Дебора пытается определить, что у нас происходит, поэтому и раздувает из мухи слона.
– Если откровенно, ты ставишь меня в неловкое положение, – продолжает она. – Люди знают, что всем руковожу я, и когда ты пренебрегаешь своими обязанностями, это плохо отражается на мне. – Она поправляет ожерелье в виде сердца с четырьмя зодиакальными камнями всех членов семьи. – Так что если ты не хочешь вести себя ответственно ради себя, сделай это для меня.
Николас съеживается, будто вянет. Это не внешнее увядание, в этом плане он в порядке. Лицо спокойное, тон бесстрастный. Но я словно шестым чувством ощущаю, как он это ненавидит. Мы только сели за стол, а ему уже хочется броситься к двери, но он не может. Он обречен быть Николасом Роузом, Идеальным Сыном, и за столько лет эта роль вымотала его до предела.
– Гарольд! – рявкает Дебора, когда ее муж пытается стащить булочку. – Ты же знаешь, что тебе нельзя!
– Ты положила мне слишком много зеленой фасоли, – хнычет он. – Ее даже ничем не приправили.
– От приправ твое пищеварение страдает, – обрывает она и поворачивается обратно к Николасу. – Приедешь тогда на неделе вместе с приглашениями. Помогу тебе надписать конверты, раз больше некому. – Камень в мой огород. – Нужно отправить все немедленно, если хочешь получить ответы вовремя. Кому-то нужно освободить место в расписании, взять отгул, чтобы приехать сюда, а ты тянешь до последней минуты, что совершенно некрасиво. Не удивлюсь, если моя подруга из колледжа, Диана, не сможет приехать, раз осталось так мало времени на подготовку.
– А ты разве не сказала своей подруге, куда и когда приезжать? – спрашивает он. – Ты же уже