выходили прямо на улицу. Много лет помещением никто не пользовался, поэтому створки поддались с трудом – все заржавело. Брат и сестра распахнули ворота – теперь внутрь проникал солнечный свет. Сначала разгребли посередине место, чтобы поставить велосипед. Затем нашли коробку с инструментами.
– Давай его перевернем, чтобы колеса вверху были. Так будет легче с цепью разбираться.
– Давай. Слушай, а его родители точно не против?
– Да точно, точно.
– А пять тысяч – не слишком высокая цена для этого старья?
– Лен, ты просто ничего не понимаешь! Это очень крутой велосипед!
– Тогда оставь его себе.
– Не могу… Я же знаю, что нам с тобой нужны деньги.
У Лены екнуло в груди.
– Степ, я справляюсь. Пока что денег хватает. Если ты хочешь оставить его себе, оставляй. Мы не обязаны продавать твои вещи. Тем более – это же твой приз.
– Нет, Лен. Я уже все решил и договорился. Я хочу тебе помочь. Хоть чем-нибудь.
– Черт. Степка. Обещаю, я тебе куплю новый велосипед. Обещаю.
– Ладно, Лен. Ты только не волнуйся.
Но девушка все равно ощущала себя виноватой перед братом. Виноватой во всем. Степень сознательности и ответственности мальчика заставляла ее ощущать себя полным ничтожеством.
Когда они шли ремонтировать велосипед, Лена думала, что это она будет помогать Степе, а не наоборот. Вся в мазуте, масле, то с одним, то с другим инструментом в руках, Лунь починила цепь (несколько звеньев еще давно погнулись, да так и остались, из-за чего колеса не прокручивались), подтянула гайки и амортизаторы. На это ушло гораздо больше времени, чем представлялось. Наконец, Степа нашел в горе хлама насос, чтобы подкачать колеса. Близилось завершение. С улицы послышался гул двигателя. Брат и сестра повернули лица к свету.
За несколько часов до этого момента Илья Алексеевич и Ксения пересеклись в гостиной. Они, хоть и продолжали жить в одном доме, но избегали друг друга. Потому что знали – им нужно будет поговорить в самый последний раз, и этот разговор будет очень тяжелым для них обоих.
И вот, момент наступил.
– Ксения, давай обсудим, – Вилин задержал жену за предплечье. Та полуобернулась.
– Что обсудим?
– Не прикидывайся. Все. Нам есть, что обсудить. Садись.
Он сел в кресло, она – на диванчик. Илья вспомнил, как недавно сидел в этом же кресле и размышлял о Луни. Это было в тот день, когда она не явилась на его приглашение. Он тогда страшно переживал. И, вспомнив свои чувства, наполнился уверенностью.
– Я все думал, кто из нас первый заговорит о разводе. Похоже, это придется сделать мне.
– О разводе? О каком разводе, Илья? Что ты такое говоришь.
– О каком разводе? Ты шутишь, Ксения.
– Ни капли. С чего ты взял, что нам нужно развестись?
Илья замер, застигнутый врасплох. Когда у тебя всерьез спрашивают элементарные вещи, например, с чего ты решил, что этот шар на небе – солнце? – это вводит в определенный ступор.
– С чего Я взял? То есть, ты об этом даже не думала?
– Думала. Но я считаю, мы не должны.
– Тебя не смущает тот факт, что я изменил тебе?
– Я тебя простила…
– Но я изменил не для того, чтобы вернуться к тебе и жить, как прежде. Я не люблю тебя. Ксения. Опомнись. Посмотри на все трезвым взглядом. Возвращение в прежнее русло не-воз-мож-но.
– Илья, но у нас есть сын.
– Спасибо, я помню.
– Мы не должны так с ним поступать. Развод родителей – это сильный психологический удар для ребенка.
– Слушай, Ксения. Не выставляй меня эгоистом. Я люблю своего сына, я люблю его. Никаких скандалов и дрязг он не увидит. Никакого стресса он не будет испытывать. Уж я об этом позабочусь. И надеюсь, что и ты тоже. Просто мы с тобой станем жить раздельно. Потому что иначе теперь – нельзя. Ты это понимаешь? Ты обязана это понимать. Глебка ни в чем не будет нуждаться, как и раньше. И он не будет обделен моим вниманием, как и раньше. А ты, пожалуйста, Ксения, не используй его, как свое прикрытие. Это выглядит гнусно.
– Да как ты можешь? Ведь я люблю тебя.
– И стараешься удержать на крючке через ребенка!
– Ничего подобного!
– Я не собираюсь жить с тобой. Пойми, я ценю в тебе мать своего сына. Но теперь – это все.
– Почему так случилось, Илья? Почему?! Когда это успело стать ВОТ ТАК?
– Пожалуйста, не надо слез. Не надо мной манипулировать. Я хорошо знаю все твои приемы.
– Илья! Как ты можешь?
– Ты спрашиваешь, когда это успело стать вот так? Когда я успел тебя разлюбить? Когда остыл к тебе? Это ты хочешь узнать?
– Да! Именно это!
– Постепенно, Ксения. Постепенно. Ты же меня знаешь, я очень терпеливый человек. Я долго, долго терпеть могу. Но у всего есть свой предел, – мужчина рубанул в воздухе ребром ладони. – Ты разве не замечала с самого начала, какие мы с тобой разные люди? Ты разве не видела, что мы с тобой не подходим друг другу, сколько ни пытаемся? Разве это не ты изводила меня ревностью к пустому месту? Не ты ли относилась ко мне, как к своей вещи, которой можно управлять, пользуясь моей безграничной добротой, моим доверием? Конечно, я сначала ничего не замечал. Даже то, что ты никогда не относилась всерьез к моим стремлениям, моим мечтам. Я не мог даже поделиться с тобой чем-то сокровенным, потому что знал – ты либо мимо ушей пропустишь, либо посмеешься и забудешь. Разные мы, Ксения, слишком разные с тобой. И жили как посторонние люди, и спали в одной постели, как посторонние люди, и даже сына растили – точно так же. Но я благодарен тебе за него, и это правда. В этом – моя любовь к тебе. Я очень люблю Глебку. Ты знаешь. Но не вздумай этим пользоваться.
– Илья, все это было не так… О чем ты говоришь? Что ты себе придумал? Это просто кризис… такое бывает! Бывает у всех!
– Нет, это не кризис. Это прозрение. Когда долго блуждаешь в темноте, не до конца сознавая, что происходит с твоей жизнью, рано или поздно случается нечто. И оно подсказывает тебе, что ты двигаешься не туда, ты не на своем месте, есть другая дорога, более подходящая для тебя, перестань смотреть только вперед, сними эти шоры с глаз, хватит, сделай шаг в сторону, и ты сам все увидишь! Для меня таким событием стало появление Луни в моей жизни. А затем – Наташи.
– Господи… Ты запутался в своих любовницах…
– Молчи. Ты ничего не смыслишь в этом. Лунь никогда не была моей любовницей, но ты продолжаешь ненавидеть ее, а на Наташу тебе – плевать, будто ее и не было вовсе. Измену ты мне с легкостью простила, зато мои тайные прогулки с Леной – я знаю, знаю, –