их «синим». Если бы они не получили «добро» от «синих», этому крошечному семейству было бы не выжить на улицах Константинополя.
Трудно недооценить, какую чрезвычайно важную роль в поддержании равновесия в Византии играли эти конкурирующие спортивные группировки. Не забывайте, именно «зеленые» и «синие» наперегонки восстанавливали разрушенные землетрясением стены Феодосия. А ипподром расположился у самых коридоров власти – только представьте, если бы «Уэмбли» стоял между резиденцией премьер-министра Великобритании и Букингемским дворцом. Здесь, словно первобытные племена или банды преступников, собирались конкурирующие между собой партии («зеленые», «синие», «красные» и «белые»), одобрительным ревом приветствуя нового правителя или шествуя за ворота города встречать императора из военного похода.
Византийские императоры соединили дворец с южной частью ипподрома сложной закрытой галереей. Эта галерея выходила на защищенную смотровую площадку, kathisma, и с этой шикарной террасы император Нового Рима, его семья и ближайшие советники выслушивали жалобы или же стояли в надежде, что внушают народу благоговение. Когда истощались запасы хлеба или воды, когда команды подвергались несправедливости, они шли со своими жалобами прямиком на ипподром. Спорт, зрелища и сытый желудок – вот что связывало народные массы, этих людей, обладающих стихийной мощью, чье расположение могло вознести или свергнуть любого императора.
Девочкой Феодора – вместе с родителями и сестрами она служила чем-то вроде десерта – исполняла на ипподроме и на прилегающей к нему территории акробатические трюки и эротические танцы. Это было частью сопровождавших гонки шоу, представлений и грошовых постановок. Летописцы того времени утверждают, что одним из самых популярных номеров Феодоры была постановка о Леде (матери Елены Троянской) и лебеде (образ которого принял Зевс).
В греческом мифе рассказывается, что Зевс был настолько пленен царицей Ледой, что увидев, как она купается у берега реки Эврот, обратился в лебедя и овладел спартанской царицей. Феодора в образе Леды зерном выкладывала дорожку к своему телу (некоторые утверждают, что она вела внутрь), и «лебедь» (в Константинополе его заменял гусь) охотно съедал семена. Злопыхатели с воодушевлением отмечали тот факт, что услуг «артистки» Феодоры неугомонно искали для анального общения – как активного, так и пассивного. Пусть в детстве и юности Феодору и смешивали с грязью, зато она находилась в самом центре событий в бурно развивающемся городе в интересные времена.
Кроме того, Феодора, очевидно, была безумно привлекательна. Родилась она то ли на Кипре, то ли в Сирии. Она была еще подростком (хотя уже родила девочку и сделала несколько абортов), когда уехала из Константинополя с сирийским чиновником, губернатором ливийского пентаполя. Вдвоем они отправились в Северную Африку. Там-то византийский сановник, промытарив Феодору четыре года, бросил ее. Ей пришлось взяться за старое ремесло. Брошенная любовница, переезжая с места на место, была так несчастна, как только это возможно в VI в. Многие отцы церкви заявляли, что таким не место среди христиан. Феодора пыталась добраться в родной город, сводя концы с концами за счет занятий проституцией, и единственным, кто дал приют этой двадцатилетней отверженной, стала группа христиан в Александрии. Это случайное проявления доброты изменило весь ход истории!
Феодора выросла в городе, где все мгновенно менялось. Вспомните: за полвека до истории с Феодорой на Вселенских соборах – сначала в Эфесе, а затем в Халкидоне – с другой молодой женщиной тоже произошли удивительные вещи. В шумный порт Эфеса (примечательно, что некогда это было место поклонения Артемиде, богине-девственнице, покровительнице деторождения) созвали епископов со всего христианского мира. Они ходили по широким, вымощенным мрамором улицам, заложенным греками и перестроенным римлянами, а ночевали бок о бок с зажиточными купцами из Эфеса – те стаскивали в свои дома предметы роскоши, которые сейчас обнаруживаются во время раскопок: золотые серьги в виде гроздьев, ослепительный мрамор для облицовки стен, изысканные фрески. В этом большом, пропитанном религиозной атмосферой городе после ожесточенных дебатов было решено, что Мария, тоненькая девушка из Назарета, не просто мать Иисуса Христа, а Богородица, Матерь Божья. Это было кардинальным сдвигом с духовной, психологической, социальной и культурной точек зрения. В Константинополе такое повышение статуса Марии приняли с большим воодушевлением.
Феодора, должно быть, наблюдала за рождением новой традиции в родном городе. Как в тревожные времена, так и в честь побед, в Константинополе проходили шествия с огромными иконами Девы Марии. Люди верили, что благодаря этому создается некое силовое поле христианской веры, защищающее стены города и его жителей. Мозаика лепилась на дерево – и каждую из икон несли не менее четырех человек. То ли от того, что это были впечатления юности (утонченная, блистательная, покрытая золотом девушка, покачиваясь, двигалась по холмистым улицам Константинополя на спинах истекающих потом мужчин), то ли возымели действие в высшей степени убедительные речи Христа, привечающие слабых и падших женщин, или доброта, которую в трудную для нее минуту проявили к ней увлеченные теологией чужестранцы, но в сердце Феодоры зародилась неистовая вера в Христа.
Это, однако, не мешало ей спать с мужчинами, выведывая их тайны. Юстиниан пытался заручиться более широкой политической поддержкой, и поговаривали, что на своих обширных территориях он хотел организовать целую сеть информаторов. Натолкнувшись в Антиохии на одну такую шпионку по имени Македония{344}, Феодора, похоже, получила весьма полезного интимного собеседника. Она вернулась в родной Константинополь. Там она наверняка прокладывала себе путь наверх через постели и, заслужив славу самого сообразительного торговца информацией, исхитрилась привлечь к себе внимание Юстиниана. Можно только догадываться, как Феодоре, этой «шоугёрл», удалось отвоевать себе место под солнцем! Как бы она ни действовала, это произвело впечатление.
Примерно в 524 г. круглолицый, кудрявый, известный и успешный, а также все более и более влиятельный юноша из Иллирии велел изменить законодательство своей державы, чтобы… жениться на Феодоре! В 526 г. Юстиниана провозгласили наследником Юстина, и вот проститутка стала императрицей.
Юстиниан отзывался о Феодоре так: «Наша премногоуважаемая супруга, данная нам Богом»{345} (за такое мнение Юстиниан заслужит жесткие отзывы от двух наших главных источников об этом браке, Прокопия и Иоанна Эфесского). Известно, что «они в своей совместной жизни ничего не совершали друг без друга»{346}, также вновь говорится и о «великой любви, которую питал к ней василевс (царь)»{347}. Во время традиционной для императорских особ свадьбы государственные чины в сопровождении целого оркестра шествовали в Большой императорский дворец Константинополя. Держа надушенные полотенца, они подготавливали будущую императрицу, подавая ей гранаты и усыпанный драгоценностями порфировый камень. Затем сенаторы, идя по