запертую дверь и выругалась, скопировав интонацию Макса. А затем поднялась по ступеням и на всякий случай подёргала вторую дверь, даже пробовала колотить и звать на помощь. Увы, весь персонал вместе с постояльцами развлекался на празднике!
«Что же делать? Ждать, пока кому-то что-то понадобится в этой части подвала, бесполезно… Я скорее тут с голоду помру. Неужели придётся?..»
Она с опаской посмотрела в сторону неосвещенных коридоров, зияющих кромешной тьмой.
По идее там тоже должны быть споты с датчиками движения, Жене говорили, что весь подвал ими оснащён. Но соваться в темноту и неизвестность было страшно.
– Ну же, соберись! – убеждала себя Женя. – Ты же не какая-нибудь тряпка. Не дай этой идиотке Элен одержать над собой верх!
Наконец, разговор с самой собой, разгорающеийся гнев и, вероятно, два бокала шампанского, выпитых на голодный желудок, придали ей достаточно смелости, и Женя, подхватив подол платья, решилась поискать другой выход наружу. Куда-то ведь должен привести хоть один коридор.
Первые несколько метров ей пришлось пробираться в неизвестность вслепую, держась рукой за холодную шершавую стену. Лишь потом зажглась первая лампочка, и Женя остановилась, шумно втянув затхлый воздух. Оказывается, всё это время она не дышала. Коридор осветился ещё на несколько метров вперёд, а вот лампочка над музейными стеллажами наоборот погасла. Женя вдруг почувствовала себя проглоченной лягушкой, застрявшей в глотке длинношеего аиста.
Через некоторое время она уловила закономерность – нужно было постоянно двигаться. Тогда свет в коридоре не гас, хотя сам коридор всё длился и длился. По обе его стороны периодически встречались двери в комнаты, но по большей части это были крохотные каморки, заваленные хламом. Одна, другая, третья…
– Да сколько же здесь старого барахла! – воскликнула Женя, толкая очередную из вереницы дверей. – Превратили замок в свалку. Уму не постижи…
Слова так и застряли в горле. Мерцающий свет озарил сидящего на полу посреди стопок коробок чёрного ворона, будто сошедшего с картины Бертин.
– Мрак, это т-ты??
Он с упоением раздирал крысиную тушку.
– К-к-как ты з-здесь…
От неожиданности и паники Женя начала заикаться. А птица – птица ли? – наоборот ничуть не испугалась. Увидев незваную гостью, ворон издал пробирающий до костей клёкот и грозно расправил крылья. Они поразительно чётко обрисовались на фоне гитары, прислонённой к стене – ослепительно-белой в окружающем сумраке и заляпанной побуревшими пятнами… крови?
Страх прокатился волной по всему Жениному телу, ноги дрогнули, лоб покрылся испариной.
– Я… Я т-тебя угощаю, – сиплым голосом она вспомнила наговор. – Д-дружбу предл-лагаю. Там я мясо… и круассан… с фис-сташковым кремом… под шкафом…
– Кар! – зловеще прикрикнул ворон, прыгнул вперёд и задел крылом нижнюю из коробок, составленных башней. – Кар-р-р!
Стопка зашаталась, верхний ящик рухнул, погребая под собой кровавое пиршество ворона. Он взлетел вверх с недовольным возгласом, и одновременно с этим из коробки вывалилась дьявольская кукла и уставилась на Женю фарфоровым лицом.
– А-а-а, – перекрикивая воронье карканье, завопила Женя и рефлекторно навалилась на дверь, закрывая страшную комнату. На задворках сознания билась рациональная мысль:
«Сущностям двери не преграда».
Это стало последней каплей. Обезумев от ужаса, Женя понеслась обратно в знакомую часть подвала в полной темноте, потому что потолочные споты не успевали реагировать на её перемещение и вспыхивали уже у неё за спиной, с опозданием. В этом был один плюс – то и дело оборачиваясь, она точно видела, что её пока никто не преследует.
– Открой! Элен, открой! – билась она в запертую дверь, захлёбываясь собственными рыданиями. – Да открой же ты, твою мать, идиотка малолетняя!!! Плевать мне на твоего Жан-Пьера… Жужу… Куку, как его там…
Она кричала что-то ещё, плакала, молила светлые силы, звала хоть кого-нибудь. И сквозь рыдания ей чудилось, как сзади из темноты раздаются неровные шаги, как стучит об камень костяной клюв, пробивая насквозь мертвую плоть, как немигающий взгляд глаз-бусинок сверлит её спину, примеряясь…
Лязг ключа прозвучал приятнее ангельского пения. Женя готова была расцеловать спасителя, будь то хоть Элен, хоть повар Агилар, хоть мерзкий друг дяди Кости Леонид. Она бросилась вперёд и, дрожа от пережитого кошмара, уткнулась в плечо, утонув в знакомом аромате мужского парфюма, истерически всхлипывая.
– Там ворон… мышь… он каркал. Я закрыла. А гитара в крови вся… Невеста Чакки смотрела и не моргала…
Тёплая ладонь нежно гладила по волосам, успокаивая. Постепенно бессвязный поток слов затих, и она просто прижималась к твёрдому плечу Эдуара, спрятавшись от своих страхов в надёжном кольце его рук.
– Эжени? Пришла в себя?
Он взял её лицо в ладони, заглядывая в самую душу. Мягкими движениями больших пальцев стирая слезы с её щёк.
– Что случилось? Ты по-русски говорила, и я понял только то, что язык всё-таки красиво звучит. – Он улыбнулся, вынуждая и её слабо улыбнуться в ответ. – Испугалась, да?
Она кивнула, глядя на него широко распахнутыми глазами, не в силах вымолвить и слова.
– Что бы там не было, моя малышка, теперь всё закончилось, не бойся. Со мной ты в безопасности.
Женя закусила губу, и его взгляд переместился вниз. Затем Эдуар слегка отодвинул её от себя, но лишь для того, чтобы прислонить спиной к стене и аккуратно перехватить за оба запястья. Прижав их к кладке у Жени над головой, Эдуар всё ещё разглядывал её так пристально, что она затаив дыхание, забыла обо всех ужасах. Лишь одно желание пульсировало в её голове – лишь бы он был рядом, не отпускал, не уходил.
– Эжени?
Бархатный шёпот разлился вокруг, заполняя всё пространство. Его грудь плотно прижималась к её, практически пригвождая к стене, шероховатости каменной кладки впились Жене в лопатки. Но она едва заметила это, глядя, словно загипнотизированная, в его глаза, теряя себя в бездонных тёмных омутах. Волнительный трепет мурашками блуждал по коже.
Миг – и тёплые губы Эдуара оказались на её губах. Несмотря на таившуюся в них силу, они были как шёлк и пахли чем-то сладковато-терпким. Стон дрожью пробежал по телу, сливаясь с потяжелевшим дыханием мужчины. От удивления она сама приоткрыла губы ему навстречу. Его язык скользнул внутрь. Эдуар отпустил Женины запястья и крепко обнял за талию одной рукой, а другую опустил на её затылок, придерживая, будто она могла вдруг отвернуться или сбежать.
Не могла. Не хотела.
Его поцелуй стал глубже, и Женя вцепилась ему в плечи, сминая пальцами ткань рубашки, притягивая к себе, всем телом ощущая жар.
Лампочка погасла, словно смутившись. И лишь темнота стала свидетелем того, как двое превратились в смешение стонов, вздохов и бешеного стука сердец. Безумие, охватившее их, дошло до той грани, когда