рядом с мужчиной, которого я никогда не видела, но знаю, что это его сын. И не потому, с какой нежностью Юстус обматывает повязкой шею спящего человека, а потому что замечаю копну коротко постриженных рыжих волос, выгоревших на солнце, и веснушки, которые рассыпаны по его переносице точно стайка красных муравьёв.
Несмотря на то, что Ванс не является братом-близнецом Агриппины, он вполне мог бы за него сойти. Меня настолько поражает их внешнее сходство, что я не могу заставить свои босые ноги пройти по белому ковру, который лежит вокруг кровати точно морская пена.
— Это последние, Росси? — спрашивает Юстуса Эрвин, который входит за нами следом и забирает у женщины-ворона мешок из грубой ткани, который она принесла из соседней комнаты.
Прежде, чем выйти на террасу, обращённую в сторону Монтелюса, покрытого белой пеной, она украдкой смотрит в мою сторону. Её волосы очень коротко пострижены и они такие тёмные, что совпадают по цвету с её широко посаженными глазами. Мне всё ещё кажется поразительным, что этот народ может носить волосы такой длины, какой им заблагорассудится. Интересно, когда это перестанет меня шокировать?
Когда она перевоплощается в ворона, Юстус говорит:
— Да. Это последние.
Он закрепляет повязку, после чего, наконец, отводит взгляд от Ванса.
«Пропавшие кристаллы Люса», — объясняет Лор, когда Эрвин приподнимает мешок, а женщина осторожно подхватывает его своими железными когтями.
«Значит, Данте не врал, когда сказал вам, что у него не осталось кристаллов…»
«Он не врал. Он спрятал их в обсидиановых туннелях под Исолакуори, а Росси украл их у него».
Я провожу верхней губой по нижней губе.
«Прости, если лишил тебя повода оправдать эту гниду».
«Я не искала повода его оправдать, Лор».
Я обхватываю свою руку поверх знака кровной связи, который как будто обладает своим собственным сердцебиением и гневно пульсирует.
«Его ничто не сможет оправдать. Ничто».
Сцены моего заточение встают перед глазами: блеск ножа, которым Данте вскрывал мне вены, чтобы разрисовать пергамент моей кровью, его пальцы, которыми он задирал платье, всё ещё надетое на мне, его мерзкие слова…
Когда тени Лора начинают сгущаться точно облака, и в быстро темнеющем небе начинают сверкать молнии, я закрываю от него свои мысли.
«Нет, продолжай, Behach Éan. Поделись со мной своими воспоминаниями, чтобы они перестали тебя тяготить».
Но мои воспоминания только подогреют гнев Лора, а он и так уже в ярости.
«Это в прошлом».
— Где Ифа и Имоген?
Я пытаюсь пройти сквозь Лора, но поскольку он лишился только одного ворона, его тени настолько плотные, что напоминают кустарник.
— В шкафу моей матери, — голос Юстуса прорывается сквозь щит из тьмы, окруживший меня со всех сторон.
Когда я пытаюсь обойти свою пару, он приподнимает мой подбородок согнутым пальцем.
«Ты расскажешь мне обо всём позже. И я имею в виду, вообще всё».
Его глаза опускаются на мою руку, которой я сжимаю ладонь с переплетёнными кольцами.
Лоркан ждёт, когда я кивну, а затем позволяет мне пройти мимо него в сторону шкафа, рядом с которым в ожидании стоит мой отец.
Блестящие платья лежат на мраморном полу вместе с туфлями на каблуках и расшитыми тапочками. Украшенная драгоценными камнями сандалия свисает с золотой стойки, напоминающей ветку. Наверное, это служило насестом для её ужасного попугая.
Мне нет необходимости спрашивать о местоположении сестёр. Их чёрные обсидиановые тела блестят на фоне белого мрамора. Я присаживаюсь на корточки рядом с Имоген и вынимаю чёрный меч из её бедра. Её кожа моментально бледнеет и становится мягкой. Она делает резкий вдох, и это напоминает мне о том младенце, которому помогла родиться нонна на нашем потёртом кухонном столе. Измученная женщина пришла к нам за травами, которые должны были помочь ей уснуть, а ушла с прекрасным маленьким существом, крики которого надолго лишили её долгожданного сна.
Я встречаюсь с взглядом чёрных глаз Имоген и улыбаюсь ей, но это не может исправить того, что случилось с ней по моей вине.
«Она пала из-за меня, Фэллон. Не из-за тебя», — Лор нависает надо мной и своим вороном, которая переводит на него взгляд.
Я вижу, как загораются её тёмные радужки при виде призрачной формы её короля.
— На лезвии не было шаббианской крови, — говорю я, понимая причину её беспокойства.
Она сглатывает и раскрывает рот, но из него не вылетает ни звука.
Мой отец протягивает руку, чтобы помочь ей встать.
— Ты была обездвижена в течение месяца. Боюсь, тебе потребуется несколько часов, чтобы вернуть себе голос.
Месяц…
И когда я начинаю идти в сторону Ифы, Лор хрипло произносит:
«Да. Целый. Мать его. Месяц».
Несмотря на то, что его лицо выглядит всё такими же призрачным, его черты делаются жёсткими точно стекло. Он выглядит так, словно готов взорваться и осыпать осколками платья Ксемы.
Я сажусь рядом со своей подругой, чьи губы застыли в момент крика. Я понимаю, для чего Бронвен толкнула меня в объятия дьявола, но для этого ей необязательно было красть месяц жизни у Ифы.
Я убираю прядь волос с глаз, а затем хватаюсь за стрелу, торчащую из бока моей подруги, и тяну за неё. Я не удивляюсь, когда она с легкостью выходит из неё. Я слишком рассержена, чтобы удивляться. Я обхватываю её каменную руку, в то время как её кожа теряет тёмный оттенок и становится мягкой. Ужас, застывший у неё в лёгких вырывается изо рта в виде слабого крика, который заставляет моё сердце часто забиться.
Я сжимаю её пальцы и бормочу извинения. Я не осознаю, что начала плакать, пока не замечаю, как слеза падает на наши переплетенные руки и бежит по костяшкам моих пальцев. Когда я чувствую, как она сжимает мои пальцы в ответ, ещё больше слёз начинает бежать по моим щекам… и еще больше извинений срывается с моих дрожащих губ.
Имоген встаёт на колени рядом с Ифой и обхватывает её лицо руками. Губы Ифы раскрываются, но также как и её сестра, она нема. Когда Имоген наклоняется над Ифой и прижимается своим лбом к её лбу, я выпускаю руку своей подруги, вылетаю из шкафа и бегу на террасу. Схватившись за перила, я запрокидываю голову и позволяю дождю Лора смыть мою грусть, его грому поглотить удары моего сердца, а его молниям осветить мои мрачные мысли.
Лор обволакивает меня сзади, кладёт подбородок мне на макушку и обхватывает руками за талию.
«В этом нет твоей вины, Behach Éan. Нет. Твоей. Вины».
Мои раны больше не кровоточат, но я истекаю кровью изнутри.