что почти уверена, что фраза «попытается что-нибудь сделать» это эвфемизм для «проткнёт его мягкую плоть когтями». Лор приподнимает губы в коварной улыбке, что только подтверждает мои догадки.
«Какое же ты кровожадное существо, Морргот».
«Я заботливый, Фэллон, а не кровожадный».
Я чувствую по нашей мысленной связи, как он тяжело сглатывает.
Я поворачиваюсь к Юстусу и передаю ему первую часть предложения. Я решаю не передавать угрозу Лора. Я за то, чтобы начать выстраивать хорошие отношения, а не те, что будут основаны на страхе перед оторванными конечностями и обсидиановыми клинками.
«У него при себе есть обсидиан?» — спрашивает Лор.
— Юстус, Лор хочет знать, есть ли у вас при себе обсидиан?
— Нет, — без колебаний отвечает мой дед, что как будто удивляет Лора. — На случай, если ты мне не веришь, у меня во рту полно соли, Рибав.
Лор, должно быть, послал ему какое-то видение, потому что Юстус говорит:
— Я не собираюсь становиться калекой только ради того, чтобы почувствовать себя чуть более неуязвимым.
Мой отец снижается, не сводя с меня глаз. Они наполнены таким количеством эмоций, что я без слов понимаю, о чём он думает.
— Álo, dádhi.
Его огромное тело как будто содрогается при звуке моего голоса. Он пикирует вниз и проводит по моей щеке кончиком крыла. Его перья гораздо мягче его огрубевших рук; но я всё равно люблю их все.
— Я тут подумал, что лучше мне самому доплыть, — бормочет Юстус. — Я ведь водяной фейри.
Я начинаю смеяться, потому что есть только одна причина, по которой фейри предпочтёт заплыв со змеями полёту по воздуху.
Он приподнимает бровь.
— Что смешного, нипота?
— Кто бы мог подумать, что грозный генерал, который в совершенстве овладел искусством запугивания люсинцев, может чего-то бояться.
Юстус произносит что-то нечленораздельное, а мой отец подцепляет его за руки своими огромными когтями, после чего делает взмах гигантскими крыльями, и они улетают в грозу, созданную Лором. От меня не укрывается то, каким напряжённым сделалось тело Юстуса. Он даже не поднимает руки, чтобы схватиться за те части ног моего отца, что не закованы в железо.
«Твоя очередь, mo khrá».
Боги, я надеюсь, что он продолжит называть меня «своей любовью», когда узнает о том, что такое кровная связь. Когда я чувствую, что взгляд его лимонных глаз поглощает моё лицо, начиная от нахмуренного лба и заканчивая сжатыми губами, я закрываю от него своё сознание.
Я не хочу, чтобы он что-нибудь там увидел. Ещё не время.
«Нам надо сделать остановку в старом доме Ксемы Росси. Ифа и Имоген сейчас там».
Вздох облечения прокатывается по нашей мысленной связи.
«Хвала небесам. Я думал, что они всё ещё в тех чёртовых туннелях».
«Вообще-то, за это тебе надо благодарить Юстуса. И Ванса. Который, между прочим, сын Юстуса».
Когда Лоркан никак не реагирует на эту новость, я спрашиваю:
«Ты знал?»
«Бронвен, кажется, упоминала об этом», — отвечает он голосом, который громыхает подобно раскатам его грома.
«А она случайно не упоминала о том, как я оказалась в тех туннелях?»
«Упоминала».
«Раз уж она жива, я так понимаю, ты её простил».
«Я никогда её не прощу, Behach Éan, но я также никогда не заберу её у Киана».
Его тени застывают и принимают форму двух гигантских воронов, которые поднимают меня из бурных волн. И только оказавшись в небе, я понимаю, где мы оказались.
Я крепко обхватываю его когти.
«Как ты мог пойти на такой риск?»
«Какой риск, Behach Éan?»
«Перевоплотиться в воронов недалеко от берега Тареспагии».
Несмотря на то, что фейри, которые смотрят на нас снизу, похожи на муравьёв, и никто из них не размахивает обсидиановыми копьями, мой желудок сжимается при виде пляжа, потемневшего от собравшихся там людей. На некоторых из них надеты тюрбаны, а длинные волосы других развеваются точно дикие травы вокруг повернутых к небу лиц.
«Я посмел это сделать, потому что Тареспагия принадлежит нам, mo khrà».
«С каких это пор?»
«С тех пор, как мы заставили Таво составить соглашение, которое Данте подписал пару дней назад».
Мой лоб хмурится, потому что мне кажется странным то, что Данте отказался от земли, под которой он прячется. Как и кажется странным, что он в принципе отказался от какой-либо земли. К тому же, насколько мне известно, он не покидал дом своего деда. А тем более, после того как я лишила его глаза.
«Что там насчёт глаза Данте?» — спрашивает Лор, когда мы приземляемся среди дюжины других воронов перед открытыми дверями дома Ксемы Росси.
«Я как бы проткнула его железным клинком».
Я гордо улыбаюсь Лору, который превращается в тени.
«Целилась ему в шею и промахнулась, но не совсем».
Руки моей пары обхватывают меня за талию и прижимают к своему телу.
«Напоминай мне почаще, чтобы я тебя не злил».
Я прижимаюсь щекой к его груди и упиваюсь сильными ударами его сердца. Как бы мне хотелось, чтобы Лор был цельным, а его кожа плотной.
«Где твой павший ворон, Лор?»
Он оставляет лёгкий поцелуй у меня на лбу.
«Давай разбудим Ифу и Имоген, а затем разберёмся с моим павшим вороном».
Шесть воронов в обличье людей минуют нас и заходят в дом. Похоже, они уверены в том, что никто из наших врагов не прячется там, в тёмных углах.
«Что если кто-то остался здесь?»
Беспокойство пожирает меня изнутри. Я разворачиваюсь и говорю:
«Лор, тебе, вероятно, стоит взлететь, на случай, если…»
«Я, кажется, сказал, что больше никогда тебя не покину, mo khrà. Что из этого тебе не понятно?»
Я закатываю глаза, которые начало щипать от усталости, соли и слёз.
«Боги, я уже забыла, насколько ты упрям».
Он обхватывает моё лицо своими нежными ладонями, запрокидывает мою голову всё дальше и дальше, и вот я уже смотрю в два водоёма из жидкого золота, которые пожирают меня живьём с того самого дня, как впервые раскрылись для меня.
«Я не могу снова тебя потерять, Фэллон. Я этого не переживу. Мир этого не переживёт».
Я смотрю на неясные очертания его губ и встаю на цыпочки, чтобы дотянуться до них. Лор, должно быть, сосредоточил все свои тени в районе лица, потому что мои губы касаются чего-то твёрдого и такого же прохладного, как поверхность Марелюса ночью или стекло в моём окне в самый разгар зимы.
Его губы не двигаются поверх моих, а только вдыхают воздух, который я выдыхаю, и который обдаёт мои губы в такт учащённым ударам моего сердца,