прошло времени.
Позже я обдумала условия договора. Вспомнила все прочитанное в нем. Луна была обязана предоставить мне инструменты и не могла причинить
физического вреда, но работа… ей должен понравиться результат. Даже если мой талант вернется и усилится, как создать что-то в кромешной тьме? А если получится, то что мешает Луне назвать непригодным даже самое прекрасное творение? Ее ничего не связывало. Она будет держать меня здесь до тех пор, пока я по-настоящему не потеряю рассудок и не покончу с собой.
Неужели в моей жизни нет пути, который не ведет к страданиям?
Мой траур превратился в порочный круг печали, отрицания, гнева, оцепенения. Я проходила по этим стадиям вновь и вновь, и последняя усиливалась каждый раз, пока я не стала такой же бесчувственной и безжизненной, как те статуи в каньонах Лосоко.
Однако.
Забвение не могло забрать у меня воспоминания. Мысль о статуях напомнила о моих статуях – о тех, которые я создала в Элджероне, которые создала для заказчиков, для себя – все от последней и до самой первой. Я подумала о руках моих наставников, о влажности глины, об ощущении того, как по ней скользит стек. Я вспоминала, и пальцы подергивались, пытаясь повторить то, что происходило перед моим мысленным взором.
Я подумала о картинах. О той ночи, когда напала на холст в своей спальне, разрубив цепи Сайона единственным известным мне способом. Я вспоминала нежнейшие портреты, написанные тончайшими кистями – образы, которые могли поместиться в медальон или карманные часы, – затем великолепные фрески, покрывающие целые стены, целые потолки. Я вспомнила слои красок и их смешение, пастозные мазки и лессировки.
Однако воспоминаний было недостаточно, чтобы восстановить утерянное. Тем не менее они рассеяли тьму и позволили сознанию хоть за что-то уцепиться. Позволили мне найти себя.
Луна была обязана соблюдать договор, как бы ни искажала условия, поэтому наконец, позже, я ее позвала.
Когда она появилась, свечение под ее кожей, прежде казавшееся мне мягким, превратилось в сияющие лучи, которые вызвали резь в глазах и вынудили отвернуться. Я чересчур долго пробыла во тьме… Но, боги, как же восхитительно вновь видеть!
– Мне нужны материалы, – сказала я, слишком подавленная горем, чтобы соблюдать вежливость. – Мне нужен альбом для рисования и набор карандашей. Несколько свечей и спичек…
Луна хихикнула.
– Неужели ты так ничего и не поняла, Айя Рожанская? Здесь может существовать только небесный свет.
Я сердито посмотрела на нее.
– Тогда приведи мне божка, который сияет так же, как ты.
Ее стройное тело сотрясалось от смеха.
– Моих созданий нельзя считать «материалами». Они не инструменты для творчества.
А значит, договор не потребует от нее исполнить это требование. Я стиснула челюсть. Она была мне ненавистна. Ненавистен ее голос, жестокость, каждый уродливый шрам. И тем не менее мне не хотелось, чтобы она уходила. Душа отчаянно нуждалась в свете. И какой-либо компании.
Уцелевшая во мне крупица здравого смысла подсказала: надо слепить скульптуру. Во тьме я смогу почувствовать бугорки, впадины и выступы, созданные из глины. Однако не успела я озвучить новую просьбу, Луна заговорила:
– Я знаю, кто ты на самом деле. – Она пошла ко мне по пустоте, непринужденно рассекая тьму. – Я разузнала. Ты – Его любовница.
Каждый мускул напрягся, превратившись в сталь.
– Подумать только, смертная любовница! – Судя по звучанию ее смеха, она в самом деле считала это забавным. Или же была потрясающей актрисой. От улыбки углубились шрамы на щеках, отчего казалось, будто они достают до самого языка. Она обошла меня. – Та фермочка, на которой Его нашли мои лазутчики, она твоя. Миленькая. Надо бы ее уничтожить.
Луна помолчала, самодовольно уставившись на меня. Я подавила поднимающийся во мне боевой дух, радуясь, однако, что его еще не поглотило оцепенение. Здесь я ничего не могла поделать… Но память напомнила о нашей беседе в тронном зале. О ее невольном неловком жесте.
Поэтому я уставилась на шрамы, обезображивавшие ее лоб. Улыбка дрогнула, и Луна прикрыла их бледной рукой, тоже покрытой шрамами.
Я встретилась с ней взглядом.
– Как бы то ни было, ты обязана выполнять условия сделки. Мне понадобится глина. Много глины. Столько, сколько получится принести. – Потому что с первого раза у меня ничего не выйдет. И со второго. Мне придется учиться всему заново. – Еще набор инструментов для лепки…
– А ты знаешь, – ее голос звучал чуть громче шепота, – сколько любовниц было у нашего дорогого Солнца?
Ей нравилось меня перебивать. Я прикусила язык, сдерживаясь.
– Множество. – Медленно вернулась улыбка, Луна опустила руку. – Богини, полубогини, божки… Он использует их, а затем избавляется, когда они ему надоедают. Они разбросаны по всем галактикам. Но больше всего ему по вкусу смертные.
Мои руки сжались в кулаки.
– Хватит…
– Ведь с ними никаких хлопот, видишь ли. – Она начала расхаживать взад-вперед. – Он обожает звездных матерей. Коллекционирует их дюжинами, наслаждается ими и отправляет их трупы обратно на Землю…
– Прекрати! – прорычала я.
– Как-то оставил одну. – Луна пожала плечами. – Но в конце концов и та ему наскучила. – Она развернулась на пятках, темные глаза блеснули. – Даже я как-то спала в Его постели, хотя, должна признать, на меня он не произвел впечатления…
– Захлопни свой грязный рот, ненасытная шлюха!
Мне потребовалась вся выдержка, чтобы не наброситься на нее и не свернуть шею. Наш договор гарантировал мою безопасность, но не ее.
Она ухмыльнулась, однако от гнева брови напряглись.
– Что, задела за живое?
Я позволила каждой капле испытываемого мной отвращения исказить черты лица.
– Ты так легко его срамишь, тем не менее если бы не его свет, эта тьма поглотила бы и тебя. – Ногти впивались в ладони. – Вам бы не помешало держать больше смертных при вашем жалком дворе, полубогиня. Возможно, мы сумели бы научить вас убедительно лгать.
Ее ухмылка исчезла, губы поджались, а в глазах сверкнули молнии.
Несмотря на ее низость, ее уход меня опечалил. Я вновь погрузилась во тьму.
Но Луна не вполне свободна от обязательств, ибо позже я споткнулась обо что-то и вскоре узнала глыбы глины. От их столь знакомого запаха я разрыдалась. Затем пошарила вокруг, отыскала пояс с инструментами и тут же обвязала на талии, чтобы не потерять.
И принялась за работу.
Я бросила в темноту глиняный шарик, но так и не услышала, как он упал.
Глина прилипла к волосам, когда я уронила голову на руки и глубоко задышала, чтобы собраться. Я знала теорию. И должна была справляться хотя бы с основами. Вот только осваивала