Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Может быть.

– Также, как я влюбленный в ее дочь, а следовательно соперник.

– Это возможно.

– Уж не тот ли же самый господин, который убил Марселя Кандиано?

– Я не говорю «нет».

– Ну, посмотрим так ли легко ты отправишь меня на тот свет, как ты надеешься, вследствие отдачи мною талисмана.

Говоря таким образом, Альбергети вынул шпагу и напал на незнакомца, в котором сразу узнал своего учителя. Шпага замаскированного человека казалась сросшейся с его рукой. Невозможно было сдвинуть ее ни на линию.

Незнакомец в свою очередь напал на Альбергетти; тот хотел отразить удар, но не успел. Шпага противника воткнулась ему в горло. Он упал, обливаясь кровью.

Тогда, скинув маску и наклонясь к своей жертве, незнакомец сказал:

– Смотри теперь, кто твой соперник, Альбергети. Смотри, кто тот, который подобно тебе любил Лукрецию.

Хотя умирая, Альбергети имел еще на столько силы, чтобы взглянуть в лицо своего убийцы.

– О ужас!.. – прошептал он. – Цез…

Он не окончил; рука незнакомца закрыла ему рот… Когда рука была отнята, второй любовник Лукреции перестал существовать.

В то время, когда совершалось убийство, Лукреция сидела в своей спальне, готовясь лечь в постель. Но летняя ночь была удушлива… молодой девушке не хотелось спать.

Полураздетая, потушив лампы, чтобы не было видно снаружи, она облокотилась на окно. Дворец Розы Ваноцца выходил на площадь св. Стефана, на углу большого канала; из окна Лукреция могла наслаждаться созерцанием гондол скользивших по лагунам… Но она глядела не вниз, а вверх; рассеенным взором она следила за черными облаками медленно двигавшимися по небу, по временам освещаемые молнией.

Вдруг в дверь постучались. Кто мог быть так поздно? Вероятно больная мать прислала за ней одну из своих горничных.

– Кто там? – спросила она.

– Отвори. Это я! – произнес глухой голос.

То был голос Цезаря, ее брата. Не одеваясь, Лукреция отворила дверь. Цезарь вошел. Она хотела зажечь свечи.

– Бесполезно! – оказал он, удерживая ее за руку.– Нам не нужно огня, чтоб поговорить.

– Как хочешь, –  ответила она.

Он бросился на диван, стоявший напротив постели, она села с ним рядом. Наступило молчание, в продолжение которого Цезарь, привыкая к полумраку, не переставал глядеть на белую фигуру, сидевшую рядом с ним.

Удивленная этим молчанием, Лукреция, смеясь спросила:

– Что ты, Цезарь, хочешь мне сказать?

– Не смейся!..

– А! я не должна смеяться!.. С тобой случилось какое-нибудь несчастье?…

– Со мной? нет!

– С кем-нибудь из братьев?

Цезарь сделал презрительное движение.

– Я смеюсь над нашими братьями! – возразил он.– Я люблю только одно существо во всем мире: тебя Лукреция!..

– О! А мать, а отца?…

– Я их люблю не так, как тебя. За тебя я отдам всю свою кровь, я продам душу!.. Знай, что я за тебя сделал, я убил человека.

– Боже!

– Ты не увидишь больше Никола Альбергети, как не видишь Марселя Кандиано!

– А, так это ты убил Кандиано?

– Я!

– За что?

– Я тебе сказал: за то, что люблю тебя!.. Потому что я так люблю тебя, что не хочу, не хочу, чтоб был у тебя любовник…

– А! а!.. Теперь я предупреждена. Не иметь любовника… А буду ли по крайней мере, я иметь позволение выйти замуж.

– Ты еще слишком молода, чтоб идти замуж.

– И мужа не иметь! Но знаешь ли, Цезарь, твоя братская привязанность слишком жестока!..

– Я не брат тебе!..

– Кто же ты?…

– Кто я?… Примирись с этим неведением, Лукреция!.. Кто я, чем я хочу быть для тебя, ты уже давно подозреваешь это. Хочешь ли, чтоб убедить тебя совершенно я убью еще несколько глупцов, которые станут между нами? Хорошо! Я убью. Но в ожидании, я люблю, люблю, люблю тебя, Лукреция!.. Я люблю тебя, и ради тебя я играл своей жизнью… Потому что я не умертвил Альбергети… Я убил его в честной битве… Если бы он убил меня, поплакала ли бы ты обо мне?… Любишь ли ты меня?… Лукреция!.. Моя Лукреция!..

И он сжал ее трепещущую в своих объятиях. Трепещущую не от радости, а от ужаса. Правда, она давно замечала, что-то чудовищное в чувствах Цезаря. Быть может, она даже угадала убийцу Марселя Кандиано.

Между тем, как ни было развращено ее воображение, – Лукреции было только семнадцать лет. За отсутствуем души, плоть возмущалась в ней от первого дерзкого действия…

При блеске молнии она смотрела на своего брата… Цезарь Борджио был красив, очень красив!.. Он был прекрасен, а Лукреция должна была быть Лукрецией…

Цезарь Борджиа. Портрет работы Альтобелло Мелон

Однако она его отталкивала, говоря:

– Нет! ступай! Если б узнали, что ты у меня в этот час!.. ступай!..

– Кого же ты боишься?…

– Тебя! Ты безумен!.. Говоришь о любви, когда только что убил человека!..

– Ты жалеешь этого человека?…

– Э! нет!.. но… – Раздался глухой удар грома. – Слышишь? – проговорила она. – Это голос оскорбляемого тобой Бога!..

Цезарь насмешливо покачал головой.

– Я слышу шум, производимый электричеством, и ничего больше, ответил он.

– Наконец, я хочу спать… я заболею… Эта гроза пугает меня… Умоляю тебя, Цезарь, удались!..

– После того, как ты одаришь меня поцелуем. – Она приблизилась к нему и остановилась…

Снова раздался стук в двери и в тоже время послышался голос:

– Отвори, Лукреция! Это я, Франциск.

– Франциск! – спросил Цезарь, хмуря брови. – Что тебе нужно?…

Она зажгла свечу, накинула первую попавшуюся под руки одежду и отворила дверь.

Франциск был годом старше Цезаря, которому было девятнадцать лет. Черты лица его были не так правильны, как у его младшего брата, но за то выражение было нежнее и приятнее. Но в эту минуту он совсем не улыбался.

Он вошел, не выразив ни малейшего изумления при виде брата, поклонился сестре, потом обращаясь к Лукреции, сказал с холодной усмешкой:

– Теперь, моя малютка, если ты хочешь успокоиться, тебе никто не будет мешать. Ступай в постель и поспи.

Цезарь встал бледный и приблизился к Франциску;

– А! а! – воскликнул он. – Ты нас подслушивал!

– Я не подслушивал, – спокойно возразил Франциск; – я наблюдал за тобой!..

– То есть ты слушал у дверей?…

– Да. И я должен сознаться, что не раскаиваюсь в моем любопытстве. Мне довелось услыхать очень странные вещи!..

– Франциск!..

– Цезарь!..

Братья с угрожающим видом стояли друг против друга.

Лукреция бросилась между ними.

– Полноте! вскричала она. – Уж не хотите ли вы сейчас драться? Право эта гроза действует раздражительно на нервы. Если тебе хотелось послушать наш разговор с Цезарем, тем – лучше для тебя! Ты будешь меньше удивлен завтра, когда услышишь о смерти Альбергети. Цезарь не хочет, чтобы у меня были любовники. Ты, быть может, тоже не хочешь?… Поспорим, что ты не хочешь?… Ну, у меня их не будет… Клянусь вам!.. Теперь прощайте! Ступайте спать, и чтоб вам не было завидно, – нате!..

Движением быстрее мысли, наклонившись поочередно к обоим братьям, Лукреция дала им по жаркому поцелую, затем, толкнув их к двери, она добавила:

– До завтра!

Они хотели говорить.

– Ни слова или я рассержусь, – докончила она, красноречиво пожимая обоим руки. – Я люблю только вас… Я хочу любить только вас… Я никого не буду больше любить… Довольны вы? Прощайте!

Заперев дверь и закрыв окно, Лукреция легла и улыбаясь шептала: «А! и тот тоже»!

Он тоже!.. Кто он? Что тоже!

И почему Лукреция улыбалась, лежа на изголовья… Угадайте читатели. Жак Бурхард уверяет, что Лукреция не только принадлежала обоим своим братьям, но что позже была даже в постыдной связи со своим отцом. Мы окончили пролог первой драмы стыда и позора, которым занята вся история Лукреции, – история, переполненная преступлениями. Мы видели ее еще девушкой– блудницей; теперь взглянем на женщину.

Есть оттенки даже в ужасном, и вероятно, что если Лукреция Борджио отравляла своих любовников, своих мужей, – то она еще отвратительней в виде соперницы своей матери и любовницы братьев.

Виктор Гюго в свой драме дает Лукреции сына Дженаро, которого она находит в Венеции, будучи уже женой Альфонса д’Эсте, герцога Феррарского, которого она любит, спасает от смерти, и который ее убивает…

Но дело происходило не совсем так.

Дочь Лукреции и один только дьявол знает, кто был отец, – Цезарь или Франциск – исчезла при самом рождении, отданная Розой Ваноцца на воспитание крестьянки в окрестностях Вероны. Беременность Лукреции и роды были для всех посторонних тайной. Оправившись, Лукреция снова принялась за прежнюю веселую жизнь… Но Цезарь, во избежание нового скандала, был отправлен отцом и матерью в университет в Пизу, а Франциск в Падую.

Что касается Лукреции, то ей дали мужа; молодого испанца, фамилия которого не известна. И к чему нужна была ему фамилия! Он просуществовал так недолго! Его взяли, когда считали нужным и избавились от него, как только он стал бесполезен.