Читать интересную книгу Продажная верность - Эмили Боуи

когда она продолжает говорить. Я понятия не имею, что ей известно, но знаю, что она самый умный человек, которого когда-либо встречал. Она легко может найти все, чтобы уничтожить меня и мою семью. Так вот что она делает? Я вспоминаю своих братьев, сомневающихся в ее преданности. Ева была преданна мне. Была ли Джин также верна мне?

Эти мысли бьют мне прямо в сердце. Я отдал ей все. Я дал клятву своей семье, что она будет преданна мне. Я поклялся своей жизнью. Такая клятва обязывает. Я сглатываю комок, подкативший к горлу. Горло пульсирует, когда проталкиваю его вниз. Мой желудок хочет немедленно его отвергнуть и урчит от тошноты.

Конрад продолжает подбивать ее говорить дальше. Он мне никогда не нравился, и сейчас я жалею, что не заставил его исчезнуть, когда впервые увидел его с Джин. В очередной раз я не прислушался к своей интуиции из-за нее.

Джин берет свою кружку, и ее руки дрожат, когда она подносит ее к губам. Конрад кладет руку ей на бедро и не отпускает, пока она пьет. Во мне вспыхивает ярость, и я срываюсь с места, врываясь в кофейню. Дверь ударяется о стену, и я громко топаю к ним.

— Убери руки от моей жены, — требую я.

У мужчины молниеносные рефлексы, он быстро отодвигается, чтобы оказаться как можно дальше от Джиневры. Возможно, это спасло ему жизнь, в зависимости от того, как много Джин ему рассказала.

— С чем связана эта встреча? — спрашиваю сквозь стиснутые зубы. Мой взгляд перебегает с Конрада на жену.

Конрад выключает свое записывающее устройство и встает: — Спасибо, Джин.

— Для тебя она Джиневра, — мои кулаки сжимаются и разжимаются.

Я могу приказать убрать его одним щелчком пальцев, и никто никогда больше о нем не услышит. Как трус, он убегает, а я провожаю ее взглядом.

— Что это было? — ровно спрашиваю я, контролируя свой голос, хотя чувствую себя совсем иначе.

— Возможно, это не самое подходящее место для такого разговора, — отвечает она, оглядывая кафе.

— И все же ты только что беседовала с адвокатом, который, как мы знаем, пытается завести дело против моей семьи, — я наклоняю голову в сторону. Сердце, кажется, вот-вот выскочит из груди и ударит ее по лицу с такой силой, с какой оно бьется.

К черту. Она смотрит на меня, уперев руки в бедра, и я поднимаю ее, перекидывая через плечо.

Она брыкается и колотит своими маленькими кулачками по моей спине. Я крепче держу ее за ноги, пока веду нас к выходу из кафе. Никто не осмеливается мне что-либо сказать.

Холодный воздух кажется освежающим на фоне моего повышенного давления. Я делаю глубокий вдох, пытаясь отодвинуть свои чувства к ней на второй план.

— Не отгораживайся от меня, Сорен. Я вижу, что ты делаешь это прямо сейчас. Все, о чем я прошу, это поговорить наедине. Пожалуйста.

Я ставлю ее обратно на ноги, и мне приходится поддержать ее из-за резкого движения. Ее щеки раскраснелись, дыхание прерывистое, а волосы разметались повсюду. Черт, я не могу вспомнить, выглядела ли она когда-либо более привлекательно. Ее завораживающие глаза умоляют меня, и я как чертов неудачник поддаюсь.

— Прекрасно, — я скрещиваю руки на широкой груди, каждый нерв напрягается в ожидании ее обреченных слов.

Пока мы идем к моей машине, она говорит: — Я нашла один из дневников Джуда. Он писал обо всем. Я действительно поражена его умением излагать мысли. Это было похоже на чтение литературного произведения.

— Правда? — я открываю для нее дверь машины, и она забирается внутрь. — Где ты хочешь поговорить? — спрашиваю, пристегиваясь.

— Здесь, — она открывает свою большую сумочку и достает коричневую кожаную книгу.

— Ты можешь взять его. Это дневник Джуда, — она протягивает мне книгу, и я перелистываю несколько страниц, исписанных почерком Джуда. — Я решила, что буду проходить свидетелем по делу. Я согласилась разоблачить наркобизнес.

— Я не думал, что ты крыса, — резко отвечаю я. Я не уверен, что смог бы убить ее.

Она качает головой: — Я сделала это, чтобы защитить тебя. Все, что я говорила, касалось Джуда. О тебе ничего не было. Джуд мертв, они не смогут посадить его за решетку.

Я смотрю на нее, пока она говорит со скоростью мили в минуту. Она делает это каждый раз, когда нервничает, и я пропускаю примерно половину того, что она сказала.

— Притормози. Позволь мне прояснить ситуацию. Ты солгала ему? — уточняю я. Джин самый честный человек из всех, кого я знаю.

— Мне нравится думать об этом как о серой зоне. Возможно, я приукрасила или опустила некоторые моменты, чтобы твое имя нигде не фигурировало.

— У них будут другие свидетели. Тебя будут допрашивать. Если они узнают, тебя посадят в тюрьму.

— Оно того стоит, — она пожимает плечами.

— Джиневра, это не тот риск, на который я хочу, чтобы ты шла.

Она берет мои руки в свои: — Это я пытаюсь показать тебе, что я в деле. Я люблю тебя, Сорен.

Огромное облегчение захлестывает меня, когда слышу ее слова. Я притягиваю ее к себе, ее приятный сладкий аромат, вызывающий привыкание, обволакивает нас.

— Я сходил с ума без тебя. Я думала, ты со мной покончила.

— Я скучала по нас, — я слышу улыбку в ее голосе и крепче прижимаю ее к себе, боясь, что если отпущу, она ускользнет сквозь мои пальцы.

— Мне нужно спросить тебя кое о чем, — говорю я серьезно. — Я твоя семья? — мое сердце бешено колотится. Боже, она для меня все.

Ее рука касается моего лица.

— Я должна была рассказать тебе о Еве. Я не понимала, что это так важно. Сейчас пытаюсь показать тебе, что сожалею. Я всегда хотела, чтобы ты мне доверял. Меня убивает, что секунду назад ты думал иначе. Ты для меня больше, чем семья. Ты владеешь моим сердцем и душой

Я качаю головой.

— Джиневра, это мне нужно извиняться. Я никогда не должен был сомневаться в тебе. Вот, — я протягиваю ей старый листок бумаги, видавший лучшие времена.

— Что это?

— Патент твоего отца. Мы так и не смогли довести его до ума, но у меня есть предчувствие, что ты сможешь, — она смотрит на бумагу, потом на меня.

— Алессо убил моего отца из-за него? — спрашивает она. Я качаю головой.

— Нет. Они действительно попали в аварию на лодке. Мой отец выиграл патент у твоего отца в споре.

— Ваша семья не платила за нашу ипотеку, чтобы откупиться от моей матери?

— Нет. Мы погасили вашу ипотеку, потому что заботимся