Читать интересную книгу Продажная верность - Эмили Боуи

— Да, семья в порядке.

— Хорошо, — я выхожу из ванной и направляюсь к нашей кровати.

Она слишком большая для одного человека, и одеяло холодное. Все, чего я хочу, чтобы Сорен пришел в постель и обнял меня. Думаю, это то, что нужно нам обоим.

Утром я просыпаюсь, обхватив его ногами и прижавшись лицом к его груди. Это мое любимое место. Мне тепло, я защищена, и я хочу, чтобы мы никогда не покидали эту комнату. Я поднимаю голову, пользуясь возможностью изучить своего мужа. Все еще не могу представить его или его братьев в роли мафиози. Возможно, за последние несколько десятилетий значение этого термина изменилось. Это не может быть похоже на гангстерский стиль, который изображают в фильмах.

На приставном столике жужжит телефон. Я сдерживаю вздох, который хочет сорваться с моих губ, и переворачиваюсь, стараясь не разбудить Сорена. На экране высвечивается номер матери. Я беру телефон и тихо выхожу из комнаты, прежде чем ответить.

— Алло? — странно, обычно мама не звонит так рано. Я в шоке, что она уже проснулась.

— Джиневра? — ее тон наполнен беспокойством и звучит безумно. Это заставляет меня выпрямиться и сильнее прижать трубку к уху.

— Что случилось? — сразу же спрашиваю я.

— Это Джуд, — она рыдает в трубку. Что он натворил на этот раз? Гнев на него нарастает во мне, и передо мной предстает воспоминание, как он разбивает стакан. — Он мертв, — мое сердце замирает, и я отвожу телефон от уха.

— Что? — спрашиваю я, уверенная, что ослышалась.

— Я… я должна опознать… его тело. Не думаю, что смогу это сделать, — она всхлипывает, ее дыхание становится быстрым и прерывистым, что мешает ее расслышать.

Должно быть, Джуд разыгрывает нас.

— Значит, есть вероятность, что это не он? — я надеюсь на лучшее. Джуд не может быть мертв.

— Джиневра! — огрызается она, — мой первенец мертв, — и она плачет еще сильнее.

Джуд не мог умереть. Он молод. Мой брат как кот с девятью жизнями. Это, должно быть, какое-то недоразумение.

Сорен выходит из комнаты, потягиваясь. Я слежу за этим движением, вспоминая всю кровь на его руках прошлой ночью. Меня тошнит, и тяжелое как камень чувство давит на меня.

Я рассказала Сорену, что Джуд находится под следствием. Прошлой ночью он сообщил мне, что улаживает кое-какие дела.

Мой муж убил моего брата. Мне не нужно спрашивать, чтобы понять, что это правда. Я пытаюсь взять себя в руки, боясь, что может произойти, если он поймет, что я знаю.

— Я буду там так быстро, как только смогу, мама, — заканчиваю звонок и бегу в спальню, чтобы схватить спортивные штаны и натянуть футболку через голову.

Смотрю на свою красивую спящую жену. Всю последнюю неделю я наблюдал за ее борьбой, не зная, как ей помочь. Я не хотел слишком сильно давить на нее. Джуд усложняет ее жизнь. Полагаю, я тоже. Я никогда не желал ей этого. Только ранним утром мне удается заснуть.

Я просыпаюсь от взволнованного голоса Джин и слышу, как она разговаривает с матерью. Она не дает мне времени спросить, все ли в порядке. Я молча смотрю, как Джин натягивает одежду и выбегает за дверь. Я не успеваю спросить, в чем дело. Придется звонить сиделке, чтобы как можно скорее узнать последние новости.

В то же время, когда моя жена уходит, появляются мои братья с мрачными выражениями на лицах. Сайрус достает мой скотч и наливает каждому из нас на два пальца.

Мы делаем глоток янтарной жидкости, и ее жжение напоминает мне, что я существую.

— Армато нанесли ответный удар прошлой ночью, — сообщает мне Сайрус.

Я киваю, наполовину ожидая, что они что-нибудь предпримут. Мы убили их троюродного брата, но они поставили под угрозу наш бизнес.

— Что они сделали? — надеюсь, они ничего не взорвали.

— Они убили Джуда, — мрачно говорит Аттикус с выражением скорби на лице. Мое сердце отказывается в это верить.

— Нашего Джуда? — я потираю виски, и мои братья кивают в унисон.

— Блядь, — шиплю я. Делаю глубокий вдох, пропуская воздух сквозь сжатые легкие, и в голове проносятся годы нашей дружбы. Я любил его так же сильно, как и своих братьев.

— Нам сообщили, что его мать собирается на опознание тела — отвечает Сайрус, понижая голос и оглядываясь по сторонам. Только через секунду я понимаю, что он ищет Джин.

Все мои мысли устремляются к жене. Вот почему она в отчаянии убежала отсюда. Я поспешно хватаю пальто.

— Куда ты идешь? — спрашивает Аттикус.

— Я должен увидеть Джиневру. Она не может сейчас быть одна, — я мудак. Я даже не побежал за ней сегодня утром. Хотя должен был. Семейное дерьмо может подождать. Она, должно быть, вне себя от горя.

Аттикус выхватывает у меня из рук пальто, а Сайрус вцепляется в мою руку: — Ты никуда не пойдешь. Мы должны разобраться с этим.

— Какого хуя! — я пытаюсь оттолкнуть брата, но его хватка усиливается.

— Сорен, с ней будет ее телохранитель. Она в безопасности.

Я хватаю телефон и звоню ее охраннику: — Ты следишь за ней?

— Да, сэр.

Я пытаюсь убежать, но оба брата удерживают меня.

— Подумай своей гребаной головой! — кричат они мне.

— Я иду к своей жене.

Джуд был ублюдком, но он был моим лучшим другом. Он не заслуживал того, чтобы его убили. Джин, должно быть, сходит с ума.

— Как твой Дон, я, блядь, приказываю тебе не выходить из этой комнаты, — Сайрус повышает голос. Это останавливает меня, и я поворачиваюсь к нему.

— Ты не понимаешь…

Он прерывает меня: — С ней все в порядке. Нам нужно разобраться с войной у нашего порога. Иначе ты не сможешь уберечь свою жену.

Тяжелый булыжник оседает в моем животе. Я разворачиваюсь и бью кулаком по стене рядом с дверью. Моя рука легко пробивает гипсокартон.

— Выплесни свое разочарование сейчас, потому что ты нам нужен сосредоточенным, — говорит мне Сайрус.

Боль в моей голове отдается пульсацией в подушечках пальцев.

Аттикус достает свой телефон и показывает мне фотографию моего мертвого лучшего друга. Его кисти были отрезаны и превращены в ожерелье, висящее на его шее. Ярость переполняет каждый мой нерв.

— Мы должны ответить, — ни один из моих братьев не реагирует на эту идею, — они позволили ему истечь кровью. Это жестокая смерть, — говорю я, пытаясь подкрепить свои слова. — Это гораздо хуже, чем получить пулю в затылок.

Сайрус говорит: — Могло быть и хуже. Мы оставим все, как есть, и если я не