зачем же начинать сейчас? Иди к ней.
Он не ошибается…
Я встаю, закрывая ноутбук, и Сайрус поднимается вместе со мной.
— Ты делаешь правильный выбор.
ДЖИНЕВРА
Я несчастна. Все, кого я любила в жизни, исчезли. Когда переехала домой, я думала, что буду довольствоваться заботой о маме, но я не могу перестать думать о Сорене. Он заставил меня наслаждаться жизнью так, как я никогда не наслаждалась.
Мне стыдно признаться, что я до сих пор злюсь на брата. Мне жаль, что он не пришел ко мне за помощью в борьбе со своей зависимостью. Я бы также не хотела злиться на него за то, что он позволил себя убить.
— Иди и поговори с Сореном, — мягкий голос мамы раздается у меня за спиной, и она кладет руку мне на плечо.
Я вздыхаю, смотрю на нее и заставляю себя улыбнуться: — Ты голодна?
Она качает головой, на ее лице отражается разочарование.
— Тебе нужно прекратить, Джиневра.
— Прекратить что? — спрашиваю я, сбитая с толку ее укоризненным тоном.
— Прятаться в этом доме и использовать меня в качестве оправдания, — мой рот открывается.
— Это не то, что я делаю!
Мамины брови приподнимаются, и она наклоняет голову: — Да, это так. Я люблю тебя, дорогая, и хочу видеть тебя счастливой. Я беспокоюсь о тебе. Единственный раз, когда я видела, что ты действительно живешь своей жизнью и счастлива, — это когда ты с Сореном.
— Он не тот человек, за которого ты его принимаешь, мама.
— Он не добрый, не щедрый и не невероятно милый с тобой? — ее тон смягчается, и она кладет руку на мою.
— Я не это имела в виду, — стону я.
— Не пойми меня неправильно, но всякий раз, когда кто-то сближается с тобой, ты саботируешь ваши отношения.
— Я ничего такого не делаю, — говорю оскорбленно.
— Нет? Почему ты сменила пять работ с должностью помощника юриста?
— Я стремилась к той, которая у меня была.
— Не потому ли, что люди начали сближаться с тобой, ты завела друзей, а потом вдруг захотела чего-то большего и лучшего? Какую причину ты придумала себе, чтобы держаться подальше от Сорена?
Мне так надоело, что мама никогда не принимает мою сторону.
— Если хочешь знать, Сорен убил Джуда, потому что тот собирался утянуть его вниз своими наркоманскими замашками. За этого человека я и вышла замуж. Ты счастлива? — я подавляю всхлип, пытаясь сдержать слезы.
Мама обнимает меня. Я не помню, когда она делала это в последний раз.
— Ты спросила его об этом?
— Из-за него мы похоронили Джуда.
Мама кладет свою руку на мою. Я не могу не заметить, что к ее коже начинает возвращаться румянец, и она стала больше передвигаться по дому.
— Дорогая, Джуд был беспокойной душой большую часть своей жизни. Сорен был единственным, кто удерживал его на правильном пути, пока мог. Он сделал для своего лучшего друга все, что было в его силах.
Я шмыгаю носом, сдерживая слезы, которые грозят пролиться.
— Я даже не успела попрощаться, — всхлипываю я, и мама снова обнимает меня. Она медленно поглаживает меня по спине.
— Выпусти это наружу. Нехорошо держать все в себе.
Я плачу еще сильнее.
— Сорен, должно быть, ненавидит меня сейчас. Все, что я сделала — это оттолкнула его.
— Дорогая, этот мужчина влюблен в тебя по уши. Я не думаю, что это возможно.
Я чертовски нервничаю, направляясь к дому Джин. Ненавижу, что она не со мной. Хотя как может быть иначе, если она считает, что я женился на ней только из-за наследства? В ее глазах наш брак был сделкой. С ее уходом я потерян, несчастен. Даже мои братья не хотят находиться рядом со мной.
Даже когда думаю о том, что Джин не рассказала мне о Еве, я не могу на нее злиться. Она же не знала, что та убегает замуж. Если бы она думала, что Еве грозит опасность, она бы сказала мне. Я не мог придумать нашу любовь.
Паркую свою машину — ту самую, которую она раздолбала к чертям — у ее подъездной дорожки. Я ухмыляюсь, вспоминая, как она улыбалась, когда терлась своей машиной о бок моей. Какая-то часть меня жалеет, что я ее перекрасил. Мне нравится напоминание о ней и ее дерзости.
Я стучу в дверь, и мгновение спустя появляется ее мать.
— Могу я поговорить с Джиневрой? — вежливо спрашиваю я.
Она бросает на меня грустный взгляд и похлопывает по руке: — Ее здесь нет, Сорен.
Мое сердце замирает, и я не могу расшифровать этот взгляд. Ужас охватывает меня, температура повышается. Может, я опоздал? Неужели я уже потерял ее навсегда?
Я колеблюсь: — Я также пришел сюда ради тебя, — я расстегиваю пиджак и достаю конверт. Пиппа открывает дверь шире, чтобы я мог войти. Ее руки постоянно теребят друг друга.
— Это плохие новости, не так ли?
Я качаю головой.
— Напротив, — протягиваю ей конверт, и она дрожащими руками вскрывает его.
— Лекарство работает, — ее глаза блуждают слева направо, читая, — я не понимаю, что здесь написано.
— Здесь говорится, что продолжительность твоей жизни увеличилась с четырех месяцев до десяти лет. Рак все еще живет в тебе, но они смогли уменьшить его размеры, и купировать скорость его роста.
— А Джиневра знает? — спрашивает она, ее глаза стекленеют от непролитых слез.
— Пока нет. Я пришел сюда, чтобы лично сообщить вам обеим эту новость.
Пиппа хватает меня за руку: — Мой дорогой мальчик, надеюсь, это не было настоящей причиной твоего визита.
Я вздыхаю: — Нет, но я подумал, что ей придется поговорить со мной, если появлюсь с этим.
— Вы двое подходите друг другу.
— Я не уверен, что она чувствует то же самое, — правдивость этих слов ошеломляет. Мое сердце снова ускоряется при одной только мысли о том, что я могу потерять ее. Я не уверен, что смогу это пережить.
— Иди к ней, — призывает Пиппа, вставая.
Я выхожу из дома и звоню своей службе безопасности, чтобы узнать, где Джиневра.
Я стою у большого окна, наблюдая за разговором моей жены с ее бывшим боссом, и замечаю, что он записывает разговор. У меня мгновенно пересыхает во рту, а в душу закрадывается такая боль, какой я никогда не испытывал. Я всегда доверял Джин, но эта сцена передо мной?
Она делает глоток своего напитка, и ее губы дрожат,