— Ты, я слыхал, великим закладом свое богатство получил? — растекался Владимир.
— Заклад, конечно, имел место, — соглашался Садко. — Но для победы мне пришлось и руку приложить, да и голову, разумеется.
— Но заклад-то был? — скорее даже утверждал, нежели спрашивал князь.
— Ну и что?
— Повезло тебе — вот что, — улыбался Владимир, подливая в кубки бражку.
Садко в ответ пожал плечами: конечно, повезло, кто бы сомневался? Царь Морской — везение называется.
— Так, может, нам еще один заклад устроить?
— А зачем? — удивился лив.
Словно в ответ к ним подошли два человека: Фома Назарьев и Лука Зиновьев. Это они в свое время поддержали Садка в решении спора, надеясь, что проигранное конкурентами имущество достанется им по дешевке. Однако не срослось, что, понятное дело, теплых чувств между купцами и музыкантом не добавило.
— Боишься, лив? — спросил Фома.
— Или только рыбкой промышлять и на гуслях бренчать горазд? — добавил Лука.
Садко ничего не ответил. Не боялся он, но в то же самое время не понимал, к чему его склоняют. Вот это самое непонимание и хуже всего. Они, конечно, конкурировали с Назарьевым и Зиновьевым — товары-то в лавках, поди, однотипные, но вражды не было никогда. Или он просто не замечал?
— А Садку просто нечего об заклад поставить, — засмеялся князь и, якобы в шутку, хлопнул музыканта по плечу. — Так?
— Конечно, голова его больше никому не нужна, а имущества — кот наплакал, — поддержал его Фома.
Внезапно Садку в голову пришла одна идея. Даже не идея, а какое-то озарение: надо сделать так. Почему? Объяснить бы он не смог. Но, в любом случае, его предложение о новом споре выгодно тем образом, что конкуренты к нему могут оказаться не готовы. Если же позволить им выдвинуть свои условия, то к этому может быть не готов сам Садко.
— Согласен, — внезапно сказал он.
— На что? — несколько смешался Лука.
— Я выкуплю весь ваш товар, ничего у вас не останется, вот что, — ответил лив и пробежался пальцами по струнам кантеле. — Если мне это удастся, вы больше не при делах. Если не удастся — отдам вам тридцать гривен серебра[116].
Фома закашлялся — вероятно, у него было другое предложение. Он вопросительно посмотрел на своего коллегу Луку, тот, в свою очередь, как бы переадресовал взгляд князю. Наступила пауза, все взоры были обращены на Владимира, отчего тот даже поежился. Не так должно было идти развитие событий, совсем иначе. Хотя, с другой стороны, тридцать гривен — это состояние, треть Новгорода можно выкупить. Почему бы не рискнуть? Лив, конечно, непредсказуем, что-то замыслил, но не может быть, чтоб он заранее был готов к такому повороту. Они с купцами столько раз обговаривали все варианты, продумывали действия и противодействия, потратили уйму времени, а Садко — раз, и без раздумий затеял что-то. Так не бывает. Наверно, просто очень уверен в себе. Самоуверенность в торговых делах всегда приводит к нищете. Потому что она, родимая, от знаний. А спекуляция, что и есть сама по себе торговля — удел дураков. Дуракам закон не писан. Потому они успешны, в отличие от умников.
Но почему тридцать гривен серебра? Десять — за глаза хватит, и то — много. Тридцать сребреников — столько, якобы Иуда получил за предательство Христа. Вот откуда параллель! Нет у Садка в помыслах ничего, что на ум пришло — то и выдал.
Владимир едва заметно кивнул головой: все путем, клиент созрел, берем его. Лука глубоко вздохнул и сказал:
— Идет! По рукам, заклад принят.
— Заклад принят, — повторил Фома.
— Вот и ладно, — почему-то облегченно вздохнул Садко. — Князь, надеюсь, условия заклада предельно ясны.
Владимир пожал плечами: а чего тут неясного?
— Ты выкупаешь у нас весь товар, пока хватит денег, — сказал Лука. — Если твои деньги кончились, а у нас что-то остается — тогда ты проиграл.
— И нам выкатываешь тридцать сребреников, — ухмыльнулся Фома, тут же поправляя сам себя. — Тридцать гривен серебра.
— Сегодня в ясной тишине заката, когда неспешно подступает мрак, Хочу понять, каким я был когда-то и кем я стал, и почему, и как. Но прошлое пронизывая взглядом, я вижу, что всечасно походил На все и вся, что обреталось рядом — собою быть не доставало сил. И чуждый очертаниям доныне, разнообразен, там же, где безлик Влачусь по жизни, будто по пустыне, свой собственный изменчивый двойник. Минувшее, забытая страница с изображеньем незнакомого лица Осколок истины во мне таится, стремленье без начала и конца,[117]
— пропел Садко, отбивая такт ногами и перебирая струны хозяйских гуслей.
Народ захлопал ладошами, закричал «круть!» и забил друг друга по плечам. Лишь только Лука и Фома не поддались на всеобщее воодушевление. Им стало отчего-то невыносимо грустно, словно что-то упустили в этой жизни, где-то свернули не туда. Лишь только хозяин банкета, практически не пьющий, Владимир оставался в приподнятом настроении: не уйти Садку, кончится его независимость. Тридцать сребреников! Ну, народ!
Спозаранку на следующий день лив собрал свою коллегию управляющих торговыми делами: Омельфу Тимофеевну Буслаеву, бывшего кузнеца Скопина по прозванию «Иваныч», некогда ратника Олафа, да самого себя.
— Все, братцы и сестры, настала наша пора, — сказал он. — Скоро закончится торговля, потерям мы наши резервы.
— Ну, тебе видней, — ответил Скопин. — Как говорилось в английском походе: «Easy come — easy go»[118].
— Отлично, Иваныч, — согласился Садко. — Был я давеча у Владимира, не забыли купцы своей обиды. Не могут они терпеть удачливого конкурента. Чем больше времени проходит, тем сильнее их гложет злоба. Всякую глупость смогут сотворить. Подумал я, какого черта ждать? Сами возьмем инициативу в свои руки, сами себя и разорим.
— А что же «Красное солнышко»? — Омельфа Тимофеевна на дух не выносила слэйвинского князя.
— Считает себя самым хитрым, как и положено, — ответил лив. — Он вроде бы не при делах — Лука и Фома ввязались, Владимир в стороне.
— Что — опять заклад? — вздохнув, спросила Буслаева.
Садко состроил принятую в церкви гримасу покорности и развел в стороны руки:
— Чтобы зло восторжествовало, достаточно, чтобы хорошие люди просто ничего не делали[119]. Посмотрим, есть ли еще порох в пороховницах[120].
— И ягоды в ягодицах, — по-солдафонски добавил Скопин.
Лука и Фома содержали лавки с тем же самым ассортиментом, что и Садко. Первое, что они сделали на следующее утро после заклада — подняли цены. Чего бояться — конкурент все равно обязался выкупить. Действительно, все должно было быть предельно просто. Но кто сказал, что — примитивно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});