солнцу и спать ложатся, и встают в своих юртах. Я позвонил Лене.
– Когда вы ей позвонили? – спросила Катя.
– В субботу днем, сразу после общения с Шахрияром. И все ей рассказал. Я хотел ехать сам в Шалаево. Но она меня отговорила. Заявила: «Нет, я лично встречусь с тем человеком, поеду в понедельник на развилку у станции и сама заберу доказательство».
– Странно, в заброшенное место – женщина одна собирается. И вы ее отпустили? – не поверила Катя.
– Она меня убедила. Настаивала. Заявила: «Ты, Толя, можешь неправильно оценить тот предмет. А я специалист. Я сразу определю, что передо мной».
– Но речь ведь идет о ценностях – золоте или камнях, – не отступала Катя. – А Краснова была зоологом.
– Именно о камнях! – воскликнул Ковальчук торжествующе. – Мне и Шахрияр сказал: это камни. Я не знаю, как она меня уговорила, но я поддался. Она убеждала очень горячо. И я дал ей карт-бланш, чтобы действовала в Шалаево сама.
– А деньги? – ввернул Гектор. – Бабло для посыльного. Нал?
– С посыльным расплачивался, по словам Шахрияра, его молочный брат – лично. А я после получения доказательства должен был отдать двести тысяч самому Шахрияру. Но! Лена до Шалаево не добралась, потому что ее убили музейные твари и выбросили из окна! А Шахрияр… он после нашего последнего с ним разговора просто исчез. Я в понедельник пытался до него дозвониться, его мобильный был выключен. И все последующие дни тоже. Все оборвалось для меня на самой середине важнейшей сделки. Кто-то словно мне все разом отрезал – все пути. А их всех прикончил! И даже посыльного! Но я его сам и в глаза не видел!
– В понедельник Краснова зашла в ваш магазин днем и пробыла у вас больше часа, вы ее поили кофе, а затем она отправилась в музей. Она живет за городом – если она собиралась в Шалаево к посыльному, отчего же не поехала сразу туда из дома, а явилась к вам и в музей? – спросила Катя.
– Из нашего Красного Железнодорожника до Шалаево не доберешься. Лена приехала на Ярославский вокзал. А в Шалаево надо с Курского – мы с ней еще раньше выяснили. Лена ориентировалась по расписанию электричек. До ближайшей станции к Шалаево электричка ходит два раза в сутки: в 6:00 и в 17:00. Затем надо пешком по дороге дойти до другой ветки и заброшенной станции. Поэтому Лена и приехала в Москву сначала, ей нужно было дождаться электрички с Курского. Она располагала временем, заглянула ко мне по пути в музей. Просто хотела видеть, наверное. – Ковальчук помолчал. – Я угостил ее кофе, пожелал ей удачи в Шалаево – мол, с нетерпением жду ее звонка, когда посылка окажется у нее. Мне же предстояло сразу расплатиться с Шахрияром.
– Но с момента последнего его звонка до понедельника вы с ним не связывались? – уточнила Катя.
– Нет. Зачем надоедать? Он занимался делами сына, хлопотал. Я бы позвонил после получения посылки – мы договорились. Он мне доверял в вопросе денег.
– И все же странно – в понедельник Краснова явилась к вам в магазин, и вы ее отпустили ехать одну в глухое место на развилку дорог на встречу с незнакомцем. – Катя покачала головой.
– Я ей предлагал поехать на моей машине вместе. Она наотрез отказалась. Вы не верите мне? Но я говорю правду. Она настаивала, что все сделает сама. Она взрослый умный человек. И я отстал. Я не жаждал тащиться по пробкам в Шалаево. Если Ленка брала все на себя, почему нет? Пусть. Она бы меня точно не кинула, не обманула с посылкой, я был уверен в ее честности. Я решил – она разделяет со мной все дела полностью, она же мой компаньон.
– Но финт в том, Толик, что твоя бывшая не отправилась в Шалаево на встречу с гонцом от полудня до темноты, – заметил Гектор. – Она сидела, словно пришитая, в своем музее до начала седьмого. Она тебя обманула. Твои соображения?
– Я ума не приложу – почему она не поехала в Шалаево? Хотя сама же настаивала, – ответил Ковальчук.
Полковник Гущин снова хмыкнул: «Логика твоя, людоед, аховая. Не выдерживает критики. А ты о вере тебе еще заикаешься».
– Лжете, Ковальчук, не краснея, – брякнул он в сердцах.
– Я правду сказал! И я никого не убивал! – Ковальчук закрыл лицо ладонью здоровой руки. – Черт… сволочи вы… ведь посадите меня… печенкой чую… закроете меня пожизненно…
– Не скули, колись дальше, – Гектор наклонился и встряхнул его, словно куклу. – С Осмоловской, вдовой переводчика Велиантова, ты встречался?
– Лично никогда, клянусь. Лена мне о ней сообщила, узнала в музее от своих тварей подколодных. Убийц!
– Она к ней ездила в Вороново? – спросил полковник Гущин.
– Лена ей звонила. Она мне заявила: «Попытаюсь выудить, нет ли у Осмоловской бумаг первого мужа, его тетки и профессора Велиантова, возможно, у нее недостающая часть архива». И вдова ей ответила: «Кое-что я сохранила». Но старуха юлила. Лена мне объявила: «Толя, я ее беру на себя. Я ее уломаю, она нам продаст». То есть она определенно собиралась к ней поехать.
– А где Краснова провела воскресенье? Не в Вороново? – бросил Гектор.
– Понятия не имею, – ответил Ковальчук.
– Не упоминала она в понедельник на ваших посиделках о встречах или звонках в выходной? – не отступал Гектор.
– Нет. Мы вообще про воскресенье не говорили. Пили кофе, обсуждали только ее поездку в Шалаево во второй половине дня.
– Анатолий, а каким образом проданное вам инженером Шахрияром оказалось в их семье? – задала Катя вопрос, крайне интересовавший ее с самого начала допроса.
– Вы сами поймете, когда прочтете то, за чем явились. Но там не все. Больше мне рассказал сам Шахрияр. – Ковальчук глянул на нее. – Профессор Велиантов и Ланге из-за угрозы нападения Дэв-хана велели фотографу отправить Дауда – деда Шахрияра – домой в Каракол, подальше от всех опасностей. Шахрияр разоткровенничался со мной в ресторане, выпив. Дед его Дауд добирался до Каракола неделю. Пятнадцатилетний пацан, глухонемой от рождения, хлебнул лиха. В Каракол он попал уже больным – провалялся почти полтора месяца с брюшным тифом, в горячке и бреду. К тому времени экспедиция Велиантова уже сгинула, ее искали, но безуспешно. По словам Шахрияра, дед знал наверняка: с его братом и остальными расправился Дэв-хан из-за своей тайной пещеры. Но сам Дауд ее не видел, и место ее расположения осталось для него полной загадкой. Он не отлучался из базового лагеря с носильщиками, когда сначала его брат Юсуф вместе с Ланге случайно наткнулись на пещеру во время непогоды, а затем ходили туда с профессором. Мальчика они не брали с собой. Но даже дома Дауд боялся за свою жизнь и никому не показывал врученное ему