— Вы так много знаете об этих мощах. Скажите, почему все, кто связан с ними, умирают. Я говорю не про убийства, а о людях, умерших своей смертью. Похоже, каждый, кто был рядом с ней, уже мертв. Кроме Робин, вдовы и меня.
— Если допустить, что Робин до сих пор жива, — поправил Уинфилд.
60
— Мои оппоненты не остановились перед убийствами ради этих мощей, — сказал Уинфилд. — Думаю, они вполне способны поднять руку на женщину.
— Только если это не они ее работодатели, — предположил Росток, только затем осознав, как искусно Уинфилд сменил тему: — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Я понял, почему убивали ветеранов. Но из-за чего умерли остальные?
— Вы же сами сказали: от естественных причин.
Голос Уинфилда звучал подозрительно бесстрастно.
— Но каждая из этих смертей была вызвана определенной формой кровотечения, — сказал Росток. — А Распутин был известен именно тем, что умел заговаривать кровь.
— Распутин давно мертв. Неужели вы думаете, что дух, или призрак, или что-то там еще является причиной всех этих смертей?
— Мой дед думал бы именно так. Полагаю, он принял бы это за проклятье, которое настигает каждого, кто тревожит мощи.
— А вы сами что скажете?
— Не знаю, — признался Росток. — Я действительно не знаю, что думать.
— Что ж, возможно, ваш дед оказался бы прав. Может быть, проклятья в классическом его понимании тут и нет, но определенно происходит нечто зловещее.
Уинфилд, казалось, играется с этой мыслью, однако для Ростка дело было смертельно важным. Если проснулось некое проклятие, месть мистической фигуры, убитой более восьмидесяти лет назад в далекой стране, то Росток, подобно всем прикоснувшимся к руке, был и сам обречен на смерть.
Он замолчал, размышляя над перспективами.
Распутин обладал мстительной натурой, уничтожив множество как политических, так и личных врагов, это знали все. А в знаменитом письме, где он предсказывал свою смерть, Распутин с ужасающей точностью описал ее страшные последствия.
Но месть за свое убийство он уже осуществил: над императорской семьей, над русской знатью и над всей русской нацией.
Зачем ему желать чего-то большего?
И почему здесь, в Миддл-Вэлли?
Зачем наказывать людей, которые не имели никакого отношения к событиям столетней давности?
У Уэнделла Франклина в роду не было русских, и к мощам он тоже не прикасался. Как и Зиман, и Бракнер. И уж точно — Альцчиллер. Причин убивать профессора было еще меньше, чем остальных. Из всех, кто находился рядом с мощами Распутина, он один относился к ним с должным почтением. Даже не просто почтением, а благоговением. Нет, у Распутина определенно не было причин убивать Альцчиллера.
— В чем дело? — спросил Уинфилд. — С чего ты вдруг замолчал?
— Думал о профессоре Альцчиллере.
— Хороший человек. Жаль, что он умер.
— Я тут вспомнил… Он хотел, чтобы я кое с кем связался.
В голосе Уинфилда появилась настороженность:
— Ты помнишь с кем?
— Имя было немецкое. Он назвал его перед тем, как умереть. Это был некто по фамилии Детрик.
Реакция на услышанное имя сразу же отразилась в выражении лица Уинфилда. Оно стало неподвижным, глаза сощурились.
— Никогда о нем не слышал, — сказал он.
Уинфилд умел отлично скрывать свои эмоции. Но в первый раз за весь вечер Росток мог точно сказать, что старик лжет.
— Он назвал еще одно имя, — вспомнил Росток. — По-моему… Шерман. Да, Шерман. Детрик и Шерман. Может быть, это один человек — Шерман Детрик. А может быть, два разных.
Уинфилд перевернул трубку и высыпал пепел в пепельницу. Похоже, это был сигнал Ростку, что разговор окончен. Старик встал с кожаного кресла и проводил полицейского до двери. Хотя Уинфилд и пытался это скрыть, он явно был чем-то обескуражен.
Кем был этот загадочный Детрик, подумал Росток. И почему упоминание его имени вызвало такую резкую смену в поведении Уинфилда?
61
Росток решил, что мог что-нибудь просмотреть, поэтому, покинув Уинфилда, снова отправился в квартиру Робин. Он открыл дверь запасной связкой ключей, которую прихватил из дома, когда уходил. С тех пор внутри ничего не изменилось. В воздухе повис легкий запах парфюма. На столе стояли два стакана из-под водки. На дне стакана Ростка не наблюдалось осадка, значит, Робин использовала жидкий наркотик. Что-то более экзотическое, чем простое снотворное. Такое лекарство вряд ли могла достать обыкновенная девушка без специального рецепта. Возможно, какое-то сильное болеутоляющее, которое она взяла из запасов лекарств для своей матери: иначе говоря, Робин планировала отравление заранее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она оставила шкафы и ящики стола полными вещей. Ее немногочисленные украшения лежали в маленькой лакированной коробочке, чемодан и сумочка остались дома. Куда бы она ни ушла, она отправилась налегке. Дома остался даже ее ноутбук.
Росток включил его и дождался загрузки системы, надеясь найти на жестком диске подсказку к тому, куда она исчезла. Как он и ожидал, все файлы были защищены паролем. Росток позвонил офицеру связи в полицейское управление штата Пенсильвания: у них должна была быть программа, которая обходит пароли и прочие защиты. По закону, программу можно было использовать только при наличии судебного ордера. В реальности, впрочем, все было несколько иначе. Так что вскоре Росток уже сидел в задней комнате главного полицейского управления штата в Данморе и просматривал файлы репортерши.
Процесс этот был довольно утомительным. К счастью, Робин имела привычку давать файлам длинные значимые названия, что позволяло Ростку пропускать обычные рутинные репортажи. Чувствуя себя взломщиком, он так же проверил ее почту. К счастью, поля «Тема» несли в себе достаточно информации, чтобы он мог пропускать слишком личные письма. В любом случае, их оказалось немного. Только пара писем будничного характера друзьям или родственникам. Либо она вела одинокую жизнь, либо была предельно аккуратна в отношении своих контактов и регулярно чистила почтовый ящик.
От просмотра репортажей о пожарах, полицейской коррупции, дорожных авариях, прогнозах погоды, результатах Выборов и репортажей о здоровье у Ростка заболели глаза. Каждая из категорий делилась на десятки подкатегорий, на большинство из которых, впрочем, можно было не обращать внимания. Среди репортажей о здоровье, например, находились истории о Национальном Институте изучения рака, Мемориальной больнице Слоуна-Кеттеринга[37], национальных институтах здоровья, а также множество статей о последних прорывах медицины, альтернативных методах терапии, исследователях рака и даже об уходе за неизлечимыми больными.
В разделах политики Пенсильвании, истории округа Лакавонна, последней переписи населения и других тем оказалось столько же подразделов. От щелчков по мышке у Ростка начинал неметь указательный палец. Некоторые файлы выглядели как финальная версия, готовая к эфиру, в других просто содержались заметки и беглые описания людей, которых она опрашивала. Похоже, на этом ноутбуке было все, кроме личных записей. Только когда Росток добрался до файлов о Миддл-Вэлли, ему удалось найти кое-что интересное. Он улыбнулся, прочитав собственный портрет: «Типичный упертый русский. Грубые черты лица, волосы песочного цвета, милая улыбка, однако зациклен на одной теме».
Здесь было краткое изложение их первого разговора и пара заметок для будущих репортажей: о канарейках и утечке метана после обрушения шахт. Он нашел несколько страниц исследований по старообрядцам, что, впрочем, его не удивило. Она продемонстрировала немалый интерес к этой теме еще при их первой встрече и говорила, что, возможно, напишет репортаж О русском мистицизме. Это объясняло, почему среди файлов имелся результат поиска Google по запросу «Епископ Сергий» — статья из какого-то журнала, рассказывающая о его «исцелениях». Росток заметил, что после рассказов о монастырских приютах, о бешеных белках и о загрязнении почвы свинцом на месте бывшего завода по производству батареек, тема репортажей разительным образом поменялась.