Краем глаза Медведев наблюдал за Жорой. Тот был невозмутим. Конечно, он останется верным себе и в случае схватки вмешиваться не станет. Многое будет зависеть от того, кто первым сойдет на берег.
Шаланда приблизилась к берегу; незнакомец, схватившись за борт, приготовился выпрыгнуть. Жора засуетился, ненароком помешал ему, и Медведев сошел первым.
Прибывший почуял опасность. Он боком пробрался мимо Медведева и вдруг бросился бежать вверх, по крутой тропинке. Над ним, на краю обрыва, выросли две фигуры. Он остановился, растерянно озираясь.
Медведев оглянулся — Жора, оборотившись спиной, деловито возился у шаланды, — подошел к незнакомцу и спокойно сказал:
— Как видите, не стоит открывать стрельбу. Отдайте оружие.
Словно внезапно ослабев, человек молча опустился на камень, и обе его руки безжизненно повисли...
Медведев был тронут тем, что наверху в переулке его встретил Латышев. Он ожидал здесь всю ночь.
* * *
Итак, он был эмиссаром заграничного центра.
Полгода назад к Елене Родневич явился гость из-за рубежа с письмом от мужа. Ей поручали организовать подпольную боевую группу. Родневич письму не поверила и потребовала, чтобы приехал муж. Руководство решило выполнить ее требование. Четыре месяца назад из болгарского порта Варна на моторной лодке прибыл к одесским берегам Константин. Явка была организована в немецкой колонии под Овидиополем. Оттуда он пробрался в город и несколько дней прожил в квартире жены на Канатной улице. Возвратился в Варну с планом широкой боевой организации. И вот теперь офицера послали узнать, как идет дело, подбодрить организацию, обещать скорую и сокрушительную интервенцию.
Он решительно ничего больше не знает. Ему не очень-то доверяли. Он согласился ехать только из страха... С мужем Елены Родневич встречался всего один раз, перед самым отъездом, когда получал от него записку к жене и пароль... Что? Записку? Вот, вот, пожалуйста... Помогая чекистам, он предупредительно выворачивал карманы, выпарывал из подкладки письма. Боже мой, ведь он только младший, скромный, ничтожный офицер, который поневоле выполнял чужие приказы!..
В общем, эмиссар заграничного центра был перепуган насмерть, жалко дергал щеками, и прозрачные глаза его то и дело наливались слезами.
Когда он стал повторяться, его увели.
— Положение действительно серьезное, — задумчиво проговорил Латышев. — Нужно узнать, что успели тут сорганизовать, нужно взять всю организацию целиком. Наверняка твои футболисты — только маленькая веточка. И, может быть, ты прав: убийство на заводе тоже дело их рук... Будем действовать немедленно, но осторожно. Вот что, иди отсыпаться. Пошлем туда... Что ты на меня так смотришь?
— Удивительная у меня судьба! — с горечью воскликнул Медведев. — Стоит мне что-то начать, как меня куда-нибудь переводят или посылают отсыпаться. Неужели мне никогда ничего не удастся завершить?
Латышев улыбнулся, промолчал.
— Ну вот, конечно, я же вижу, Михаил Иванович, что ты собираешься делать!
Латышев насупился, принялся теребить свою бороду. Проговорил угрюмо:
— Тебя могли приметить. Этот футболист Володя Родневич, да и другие... Не могу рисковать тобой.
— Значит, вместо меня пошлешь другого? Разве для него опасность будет меньше? Больше! Он не знает их так, как я. А если я сделал что-нибудь не так, если был недостаточно осторожен... Я не хочу, чтобы другой поплатился за меня! — В последних словах Медведева было такое волнение, что Латышев оставил в покое бороду, пристально посмотрел на него.
А в памяти Медведева возникла кирпичная заводская стена и мертвый Миша с выколотыми глазами. Он схватил руку Латышева, сжал ее с силой.
— Михаил Иванович, к Родневичу пойду я! Только я! И не волнуйся, все будет в порядке. Володя меня не видел. С этим офицериком он тоже не встречался. На явке в Овидиополе ему только сообщили, что эмиссар прибыл, чтоб в городе его ожидали. Володя вернулся и до утра из дому не выходил. А в Жоре я уверен, как в самом себе. Я пойду, Михаил Иванович! — Он умоляюще смотрел на Латышева. — В конце концов, я буду лучшим эмиссаром, чем этот слюнявый офицерик, честное слово. Идет?
Латышев, пряча глаза, отрицательно качал головой. Но Медведев уже горячо пожимал ему руки.
— Спасибо тебе! Я иду к ним!
* * *
После условного стука прошла минута шорохов и шепота за дверью. Затем высокая дубовая дверь мягко отворилась, и Медведев вошел в квартиру Родневичей.
В просторной полутемной прихожей тускло, как в церкви, горела под высоким потолком люстра, затянутая белой кисеей. Зеркала и канделябры холодно отсвечивали инеем. Белокурый юноша четко наклонил и вскинул голову, щелкнул каблуками, восторженно впился в него глазами. Судорожно дышала портьера, закрывавшая вход в комнаты.
Медведев важно и почтительно обратился к портьере:
— Судьба России в ваших руках!
На этот пароль оттуда стремительно вышла маленькая полная женщина. Царственным жестом протянула руку. Конечно, он должен был по старой офицерской привычке щелкнуть каблуками и поднести руку к губам. Но он замешкался, не сразу сообразив, что нужно делать. Наконец энергично, с силой тряхнул эту холеную, пухленькую ручку. Елена Андреевна удивилась, но тотчас объяснила его вольность возвышенными побуждениями.
— O, destin![3] Теперь мы все солдаты! — с ослепительной простотой сказала она. (Пусть в Европе знают, что мы здесь еще не совсем одичали!) Проплыла в гостиную.
И здесь все было в снежных, будто обледенелых чехлах.
Церемонно, точно замороженный, встал отец и тут же вновь сложился в прямой угол. Все уселись и торжественно застыли.
Сначала Елена Андреевна молча читала привезенные Медведевым письма и, не показывая ни отцу, ни младшему брату, прятала в карман листок за листком. Верхняя губка, покрытая черными усиками, беззвучно шевелилась.
Невыносимо гулко щелкали огромные часы между зашторенными окнами.
Наконец Елена Андреевна дочитала.
— Итак, — спросила она тоном опытного конспиратора, — как я должна вас называть? Так же, как муж называет вас в письме?
— Нет, здесь я прошу именовать меня Дмитрием Николаевичем, — внушительно произнес Медведев. — Это будет надежнее.
Родневич понимающе опустила глаза: приказ есть приказ.
— Мне поручено выяснить положение дел на месте, — сухо начал Медведев. — Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. — Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).