— Мне поручено выяснить положение дел на месте, — сухо начал Медведев. — Сейчас мы должны учесть каждую боевую единицу, выяснить все наши возможности. Прошу доложить. — Он с официальным видом откинулся к спинке кресла. (Проклятый крахмальный воротничок с непривычки мучительно пилил шею).
— Можно ли понять ваши слова как сообщение о подготовке к решительным действиям? — осторожно осведомился Родневич-отец.
Медведев предусмотрительно промолчал. Старик истолковал его молчание по-своему.
— Я говорил! Я говорил! — вскричал он.
— Что вы говорили? — уничтожающе глядя на него, процедила дочь.
— Ну как же, Элен, на Генуэзской конференции большевикам было ясно заявлено...
— А я не верю ни в каких варягов! Не верю, не верю! Только мы сами, своими руками спасем Россию! — быстро и энергично заговорила Елена Андреевна, в волнении прижимая руки к своему пышному бюсту. — Я надеюсь, высокое командование рассчитывает на наши национальные силы. На истинных русских. Не так ли?
Медведев, лавируя между отцом и дочерью, ответил укоризненно:
— Я не уполномочен обсуждать действия командования.
— Простите. Вы правы, — вспыхнула Елена Андреевна, взглядом обещая отцу изрядную головомойку за то, что он толкнул ее на бестактность. — Итак, Дмитрий Николаевич, мы делаем все, что можем. И кое-чего мы уже достигли.
Она подробно рассказала о явке, устроенной в немецкой колонии под Овидиополем, о группе из нескольких педагогов и старших школьников, организованной отцом.
— Есть у нас две группы, объединяющие деловых людей в городе. Есть группа заводской интеллигенции. Сейчас мы заняты организацией боевой группы среди студентов. У нас есть для этого блестящая возможность! И наконец... наконец, под нашим влиянием некоторые спортивные организации...
Она мельком поглядела на Володю, тот покраснел от радости.
— У вас успехи! — позволил себе слегка похвалить Медведев.
Она только того и ждала. Имена, адреса, подробности так и посыпались. Заметив, что гость оживился, Елена Андреевна вошла в совершенный раж. Она уже придвинулась к нему и напористо говорила, говорила, толкая его коленками.
— О, у нас намечено в нужный день взорвать важнейшие здания, фабрики, мастерские. Мы взорвем весь порт! Захватим власть! Нас поддержат все порядочные люди в городе. А остальные — мужичье, которое называет себя народом, — они даже и не поймут. Им все равно!
— Достаточно ли вы обеспечены оружием? — озабоченно спросил Медведев.
— То, что нам прислали с Костей, мы пока держим в запасе.
— Надежно спрятано?
— О!.. — с улыбкой произнесла Елена Андреевна, бросив короткий взгляд в сторону прихожей.
Медведев удовлетворенно кивнул.
Он знал уже почти все, но оставалось сомнение: не хвастает ли она, действительно ли существует заговор и есть люди? Может быть, кроме Володиных футболистов, все остальное только еще в мечтах тщеславной истерической дамочки?
— Подумать, ведь вы ежеминутно рискуете жизнью! — с состраданием сказал Медведев.
Она вскочила и произнесла давно взлелеянную фразу:
— La vie n’est rien, c’est I’idée qui est tout![4]
Математика, видимо, коробило от экзальтации дочери. Но Володя смотрел на сестру с восхищением.
Медведев решил, что лучше высказать почтительное удивление и поскорее отвести разговор на спокойные темы, где мадам не будет пугать французскими скороговорками, в которых он понимал одни междометия.
— Да, да, — сказал он, разводя руками и отчаянно про себя чертыхаясь. — Да, да, конечно... это очень, очень... Но, видите ли, о вас будет доложено в весьма, так сказать, высоких кругах, возможно даже...
— В высочайших? — замирая от волнения, перебила она.
— Возможно.
Голова ее горделиво откинулась назад. Слабая улыбка заиграла на лице. Она, провинциальная дворяночка, станет первой дамой России... Внезапно она побледнела.
— Дмитрий Николаевич, умоляю, скажите правду, не изменил ли Костя нашему идеалу?
— Ну что вы! — не понял Медведев.
— Ах, до меня дошли ужасные слухи. Будто многие из наших там, в Европе, отрекаются от единственного достойного и законного наследника и отдают себя человеку, который... О, конечно, он и по рождению, и по заслугам тоже, конечно, но ведь совсем же не то, ну просто вовсе не то... И это ужасно! Вы понимаете меня, Дмитрий Николаевич?
— Понимаю, — сказал Дмитрий Николаевич, который совсем уже ничего не понимал.
— Скажите прямо. О, не бойтесь за меня, я приму любой удар. Хотя это будет ужасно для меня, для России, это гибель, это... это главный вопрос, который стоит сегодня перед всем миром: кто из двух! За кого сейчас Костя, за великого князя Николая Николаевича или за Кирилла?
Медведев знал, что смех сейчас — катастрофа: выдаст его с головой. Поэтому некоторое время он сидел молча, не решаясь взглянуть на это семейство, озабоченное кандидатурой на русский престол. Наконец сказал то, что она больше всего хотела услышать:
— Там все уверены: что бы ни случилось, вы останетесь верны законному государю до конца.
— Я вас поняла! — трагически прошептала она. — О, он уже в прошлый раз испугал меня своими разговорами. Предчувствия меня не обманули.
— Как видите, не он приехал в этот раз, а я, — тактично ответил Медведев, не очень ясно представляя себе, от кого отрекал он супруга мадам Родневич.
В комнате воцарилось молчание. Все пережили скорбную минуту.
— Теперь вы понимаете: мой доклад может быть основан только на самой глубокой убежденности. Я должен убедиться лично, — сказал Медведев.
И тогда наконец Родневич предложила то, к чему он так осторожно подводил:
— Я представлю вам все наши группы.
— Успею ли я? — усомнился Медведев. — Мне нужно спешить.
— Сегодня же! — загорячилась Елена Андреевна. — Всех, кого только сумеем оповестить, вы увидите сегодня в семь часов вечера. Они пройдут мимо вас, как на параде. Вы их сразу узнаете: левая рука в кармане, правая — за борт, по-бонапартовски. Vive l’Empereur![5]
— Прекрасно, — сказал Медведев и встал, спасаясь от французского языка.
— Ну, а теперь отдохните, поешьте.
— Нет, — поклонился Медведев, — я очень занят. В семь часов буду на месте, которое вы мне назначите. Надеюсь, вы подберете вполне надежное место? — Он думал о том, как нежелательна для него нечаянная встреча с кем-нибудь из городских знакомых.
— О да, — успокоила его Елена Андреевна, — вполне надежное. На углу Дерибасовской и Преображенской.
У Медведева даже в ушах зазвенело. Она назвала самый людный перекресток в городе. Ну и ну! Однако отступать поздно. Медведев коротко кивнул и направился к двери.