было запросто расслышать тяжкое и ужасно тихое мучение, которое заканчивалось в заложенной груди. С другой же стороны кто-то судорожно скрипел своими зубам, то и дело показывая свой страх. Когда он всё же решил немного передвинуться со своего места и попытался развернуть своё застывшее тело, замлевшая нога неожиданно уперлась во что-то, очень напоминавшее мешок песка, либо сахара. Лишь потом, когда нога немного пришла в себя и он повторил это не получившееся движение, то оказалось, что там был человек и, причем, живой. Когда его конечность случайно попадала прямо туда, то и дело всеми по шорохам было слышно, как это что-то всеми способами пыталось вертеться по полу, как червяк. Оно был уже третьим, кого он слепо, смог насчитать в этом кузове и, кажется, не последний.
Остановка была временная и потом, когда их неизвестная дорога продолжилась, он то и дело что слушал небольшие разговоры каких-то двух, по ощущениям всё так же молодых ребят, довольно аккуратно общающихся между собой. Иногда так и хотелось ляпнуть что-то, хотя бы попытавшись из всех лежачих узнать, куда они едут, но всё же, храбрости хватало пока что лишь на мысли.
Непонятно откуда он стал ощущать сильную панику. Она была где-то очень глубоко и подсказывала ему, что сейчас, вот-вот должно произойти что-то неладное. Иногда слышались суетливые передвижение кого-то по кузову, а порой даже то, как в магазин заряжаются патроны. Это ощущение никак его не подвело. После неожиданно появившегося свиста буквально за четверть секунды Рома подлетел со своего места под самую крышу, ударившись, кажется, своей спиной о железный каркас, но при этом, почти сразу почему-то ощущая боль, как что-то второстепенное. И когда даже снова оказался на полу, самое главное было как раз не это. Волновала сама паника, место и причину которой никак не возможно было понять.
Полуживые крики, перемешанные со стонами и тяжелыми, задыхающимися приступами тоже сейчас не имели особой важности. Он двигал своим тело, то и дело, цепляя ногами и руками кого-то поблизости. Развязать веревку за спиной было очень важно. Он пытался сделать это, как можно быстрее, слыша, как где-то поблизости зарождаются похожие звуки, как минимум сводящие его сума.
– Кто-нибудь! Эй! Развяжите мне руки! Ау! – кричал он, даже не на секунду не задумываясь о том, что его могут прибит те самые оруженосцы, которые кстати после удара все куда-то исчезли. – Эй! Помогите!..Господи…, – сказал он последнее слово куда более тихо, чем все остальные и поддался исходу.
Какое-то время его пленное и обессилившее тело осталось лишь просто лежать, никак не двигаясь, слыша всё те же муки и взрывы, зарождающиеся где-то рядом с ним. Воспоминания о Боге будто бы парализовывали его, зачем-то наводя на мысль о неизбежности и своём, почти пройденном пути. Тело всё больше расслаблялось, словно врастая в этот холодный и теперь ещё к тому же мокрый кусок железа. Вдруг неожиданно резко стало казаться, что так нужно и что так правильнее.
Когда сзади стало ощущаться, как кто-то пытается разрезать ему веревку, мозг поначалу даже хотел дать сигнал оставшимся силам и прокричать «не надо», но почему-то когда обе руки упали на пол и он смог пошевелить каждой по разным сторонам, первое, что он сделал – встал и как можно быстрее попытался снять с себя повязку. Почему-то, это оказалось не так просто. Она будто бы уже срослась с его лицом и ощущалось, что вместе с ней, Рома сдирает кусочки своей кожи на лице. Когда же наконец удалось её снял, то действительно он увидел свою серую и сухую кожицу на той самой грязно-белой повязке. Больше её трогать не хотелось, как, впрочем, и само лицо.
Когда получилось развернуться к выходу, то перед ним не оказалось никого. Почти… Были лишь те, кто лежал, с виду не издавая никаких признаков жизни. Он осторожно потрогал лежащего под ногами пожилого старичка, который безжизненно прижимаясь лицом к полу, с виду напоминал именно того самого убитого когда-то в подвале деда и понял, что он мертв. Дальше проверять, казалось, не имело смысла. Рома зашагал наружу, осторожно прикрывая глаза, уже через кусок брезента отчетливо видя, как там сияют яркие языки пламени.
Когда удалось осторожно высунуть голову, то первое, что удалось увидеть, был перевернутый впереди примерно такой же грузовик, который правда уже к этому времени почти сгорел. Где-то поблизости раздавались короткие, автоматные очереди, а с земли почему-то отдавало каким-то странным теплом. Спрыгнув вниз, он зашагал к краю дороги, пытаясь найти хоть что-то, что так волновало внутри. Убитый всем, он сам не знал, что именно было нужно, но это что-то очевидно имелось где-то здесь.
Идя вдоль канавы под пылающей дорогой в какой-то момент его взгляд увидел, как в метрах двухстах впереди ярко мелькают огни, эхом раздающиеся по всей округе спустя пару секунд. Рома лишь ускорился и зашагал уже прямиком им на встречу. Чем ближе его тело было к ним, тем больше внутри что-то просыпалось. Благо, те небольшие кусты, в которых он карабкался, были небольшим спасением и надеждой не попасть пот тот замес, хотя даже это моментами не очень сильно волновало его. Когда до того пика оставалось метров сто, он стал слышать знакомые крики. Кто-то орал так громко и злобно, что стал бояться и сам он. Лишь через минуту начали вылетать знакомые слова и его мозг понял, что это Артур. Тогда он стал ещё реще бежать через заросли, надеясь как можно быстрее выползти из них и, наконец, помочь тем, кто видимо оказался здесь из-за него. Дальше началось что-то очень страшное. Кажется, именно это и было тем самым, чего он так боялся. Крики Артура усиливались а его путь к нему никак не заканчивался. Он отбрасывал от себя сухие кусты каких-то сорняков, иногда падая на них от того, что ноги просто на просто переставали идти, а потом снова вставал и бежал. Поняв, что эта заросль никак не заканчивается, пришлось кричать. Было даже толком не ясно, зачем именно он делал это. С одной стороны в нём горело чувство долга и готовности принять все те муки на свою грудь, а с другой – лишь попросить помощи. В те секунды, когда он снова лежал на кустах своим почти бездыханном телом и кричал от душевной боли, где-то рядом всё лишь усиливалось. Напряжение над головой лишь набирало ход и становилось гораздо жарче, даже в прямом смысле. Что-то очень сильное, оглушительно несущееся в его сторону и поднимающее