всё ещё пытаясь что-то высунуть из себя. Даже показалось, что тот человек, стоящий за дверью, первое время не мог подобрать слов. Он всего лишь молча смотрел на это лежащее и полуживое тело, осторожно держа свой автомат в руках наготове.
– Сколько можно? Убейте! Давайте же! Я не предатель! Ну же! Стреляйте! Прямо тут! – охрипшим и каким-то одержимым голосом говорил он, никак не желая умолкать. – ААА, я больше не…., – вытянул он из себя эти кричащие слова, досадно начав заливать себя остатками слез, которых не возможно было выдавить сейчас, даже разрывая свою душу на мелкие кусочки. Это было самое страшное и самое больное.
Через минуту дверь с всё тем же скрипящий и гулким стуком захлопнулась, тот самый ключ несколько раз со свистом провернулся внутри неё, а ботинки теперь зашагали куда-то вдаль, всё больше нагнетая на него ощущение полнейшего одиночества. Теперь, кажется, он стал понимать что здесь есть лишь его тело и безысходное одиночество.
По его подсчетам он сидел в этой камере уже больше шести часов. Шесть было лишь когда после долгих попыток он всё же, наконец, понял, что поспать никак не удастся. В одном из углов медленно высыхала небольшая лужа, понемногу начинающая издавать неприятный запах, а желудок, уже не стесняясь, поглощал самого себя. Когда где-то далеко, и точно не из вентиляции, послышались тихие звуки, лишь нарастающие с каждой второй секундой, он первым делом вспомнил про тот самый сон, который был в тот раз, в другом плену. Какими-то непонятными способами его мозг окончательно пытался понять, что сейчас настоящее время, но ничего не вышло. С этим лишь пришлось мириться. На этот раз ударов ботинок о пол было гораздо больше, как и ударов страха, которые, правда, лишь пытались биться чаще. Пытались так же, как и те двое парней, злостно заходивших к нему в вонючую, кислую камеру с перекошенными за спиной автоматами и, очевидно, жаждущими расправиться с этим заросшим психопатом прямо тут. Что-то останавливало всех троих. Наверное, это было то самое понимание дальнейшей судьбы, которая была никак не по силам им, никак.
Они вели грубо и так же быстро, как его нутро жаждало скорейшего конца. Готовность умереть, идя в мрачном и холодном коридоре, упираясь сзади в два, почти безобидных автомата была, кажется, на самом пике.
В тот момент, когда на горизонте, примерно в метрах пятидесяти была видна просвечивающая дверь, тело всё больше отдавалось какому-то бесконтрольному и хаотичному дерганию, заставляя напрягаться тех двоих, что были сзади. В какой-то момент, когда один всё же резко нырнул вперед, Рома увидел, как в его глазах был страх и он показался ему куда-более серьезным, нежели были его конвульсии. Небольшая и непонятная улыбка пробежала на его лице, даже на время дав позабыть о тех болях, что снова начинали сопровождать это движущееся тело.
Когда дверь открылась и он, с опустившейся от резкого света головой вышел на улицу, то первое, что удалось ощутить, был сильный холод. Именно он был настоящим карателем на том самом пути, который сотни раз представлялся ему в камере. Стоять долго не пришлось. Тыкающие сзади в спину автоматы то и дело направляли еле живое тело непонятно куда. По сторонам раздавались разные голоса, а под ногами была самая настоящая колея от грузовиков, в которой его почти мертвые и синие ноги каким-то чудом не складывались вниз.
Сначала его подвели к кабине грузовика, приставляя его голову к железной крышке, а потом, резкими и умелыми действиями завязали руки за спиной. Когда рядом с ним подвели кого-то ещё, то он довольно развитым чувством воображения сразу представил, что это Серега. Даже через пару секунд, когда его мозг уже ясно давал понять, что это лишь фантазия, сам он только лишь отчаянно продолжал в это верить.
– Голову ровно! – крикнул, кажется ему, кто-то сверху именно в тот момент, когда тот аккуратно пытался посмотреть в ту самую сторону.
Страх был лишь сдать их, позвав тем самым капитана, либо Артура. Теперь же, после всего пережитого, очень близко и всё так же страшно присутствовало ощущение, что это очередная проверка. Скажешь – Серега, и его тут же, вместе с тобой приставят к стене. А хотя, так как они уже почти возле неё, требовалось лишь нажатие на курок. Скорее всего, он даже примерно предполагал, кто бы это мог сделать?
Когда стали завязывать глаза, то и дело начинали терзать непонятные чувства. С одной стороны это было похоже на самый настоящий расстрел, а с другой – на что-то очень необычное, ведь, как ни крути, но на дворе был 21-й век и закрывать последние лучи, хоть и искусственного света смертникам, представить ему, молодому священнику, никак не получалось.
– Давай, – шепнул кто-то тихо сзади.
Именно в этот момент его желанное слово позвать командира было где-то на языке. Требовалось лишь открыть рот и оно, скорее всего, лишь само бы вылетело наружу, дав хоть малейшую надежду на… на что-то.
Четверо рук сзади резко и сильно взяли его с двух сторон и на «раз, два» кинули, как мешок прямо на знакомый до холода железный пол. Там, где-то наверху, по ощущениям уже кто-то ждал. Протягивая, как самый настоящий мешок каких-то овощей, его затянули куда-то в угол, спокойно оставив там. Но даже теперь двоякое чувство никак не могло покинуть этого пленника. Ведь, убить не убили, а мучить, кажется, только лишь продолжили. Было слышно, как помимо его тела, в кабину залетали ещё такие же звуки, некоторые из которых со стонами протягивались по полу, оставаясь где-то поблизости, на том же куске метала.
– Везут? Но куда? – этими вопросами он немного задавал своё внутреннее замешательство, даже чуточку злясь из-за всего того, что произошло.
Вот именно теперь Рома окончательно понял, почему на самом деле Серега так сильно боялся военных? Ведь, убить куда более легче и спокойнее, нежели заставить страдать. На муки нужно было иметь совсем другой склад ума, который, по всей видимости, у этих людей присутствовал довольно в большом объеме.
* * *
Следующие часа два были во всё том же непонимании. Ничего, кроме ямок, скрипов и онемения конечностей пережить не удавалось, а смириться с тем, что сегодня не расстреляют, не получалось никак. В какой-то момент, когда они остановились и несколько человек выпрыгнули из кабины, он стал слышать небольшие стоны, которые раздавались по обе стороны от него. Слева кто-то издавал звуки, примерно похожие на медленные хрипы задыхающегося. В его вдохах можно