— Мне тоже кажется, что это была шутка, — мягко вступилась Клер Гленнинг. — Не стоит придавать этому большого значения.
— Тем не менее она здорово напугала кое-кого из нас, — вставила Шантель. — Подозреваю, этого они и добивались.
— Буря в стакане воды, — сказал Гарет Гленнинг.
— Все равно, — не унималась мисс Рандл, — детям надобно преподать урок послушания.
— Что вы предлагаете? — спросил Рекс. — Заковать их в кандалы?
Как часто случалось, голос Рекса оказался решающим. Хоть он был негромкий, но все помнили, что он принадлежал Рексу Кредитону, промышленнику, финансисту, миллионеру — во всяком случае после смерти матери. Его серьезность, статность, манера держаться в тени только подчеркивали его нелюбовь высовываться на людях. Хватало и того, что он был Рекс — хоть пока и не повелитель, но в будущем непременный хозяин царства Кредитонов.
— Продолжаем танцы! — выговорил он, оборачиваясь к Шантели.
Мы вернулись в кают-компанию и снова танцевали, но из головы не шло странное происшествие на нижней палубе. Хоть никто и не заговаривал о нем вслух, я уверена, оно было в памяти у всех.
Я ушла рано. Добравшись до каюты, я нашла на своем столике записку доктора Грегори. Он решил оставить мальчика в лазарете до утра.
Назавтра рано утром пришел стюард сообщить, что меня хочет видеть доктор. Чувствуя неладное, я направилась к нему.
— Где Эдвард? — сразу спросила я.
— Все еще в постели. Ему немного нездоровится… ничего особенного. К полудню совершенно поправится.
— Вы его оставляете у себя?
— Только до пробуждения. С ним все в порядке — сейчас.
— Но что произошло?
— Мисс Брет, дело серьезное. Ребенку подмешали наркотик.
— Наркотик?!
Доктор кивнул.
— История, рассказанная Джонни, ему не померещилась. Кто-то действительно зашел в каюту и унес ребенка.
— Но зачем?!
— Не представляю. Я расспросил Джонни. Он рассказал, что не мог уснуть, так как думал о танцах и маскарадных костюмах. Перед этим он нарисовал свою мать и, решив показать рисунок Эдварду, надел тапочки и пижаму и пошел к нему. По пути мальчик сбился и, пытаясь сориентироваться, вдруг увидел человека, которого он называет Гулли-Гулли. Тот нес Эдварда.
— Фокусник Гулли-Гулли… Но он поднимался на борт еще в Порт-Саиде и там же сошел.
— Очевидно, он имеет в виду, что видел кого-то в бурнусе.
— Кого же?
— Мисс Брет, вчера вечером почти все мужчины на судне были в этой одежде.
— Но кто мог вынести Эдварда?
— Я тоже хотел бы знать кто. И кто перед этим дал ребенку наркотик.
Я побледнела. Доктор не спускал, глаз с моего лица, словно виня за происшедшее.
— Не представляю, — выдавила я.
— Действительно, кажется невероятным.
— Как ему могли дать наркотик?
— Очень просто. Растворить снотворное в воде, молоке…
— Молоке! — эхом повторила я.
— Пара обычных снотворных таблеток могла погрузить ребенка в глубокий сон. Мисс Брет, у вас были снотворные таблетки?
— Нет. Они есть у матери. Но она бы…
— Значит, добыть таблетки тому, кому это понадобилось, было проще простого. Одно остается загадкой: с какой целью?
— Усыпить, чтобы не поднял тревоги, когда понесут на палубу. Но для чего? Бросить за борт?
— Мисс Брет!
— Вы можете предположить другое?
— Сама мысль об этом представляется кощунственной.
Некоторое время мы молчали. «Да, конечно, нелепица, кощунство, — рассуждала я. — Кому могло прийти в голову убить Эдварда?» Неожиданно я услышала собственный ненатуральный высокий голос:
— Что вы намерены предпринять?
— Думаю, чем меньше об этом будет разговоров, тем лучше. Сами знаете, как все будет перетолковано. Бог знает, чего наплетут. Пока что большинство считает это всего лишь мальчишеской проделкой.
— Но Джонни будет настаивать, что видел того, кого он принял за Гулли-Гулли.
— Все решат, что он ему примерещился.
— Но все видели, что Эдвард был без сознания.
— Подумают, что притворялся.
Я покачала головой.
— Ужас!
Он согласился. Потом принялся задавать вопросы. Я припомнила, как принесли молоко, как он отказался от него, как я вышла в каюту Шантели, а после мы вернулись вместе, как она пригубила стакан, уговаривая его, чтобы выпил.
— Я поинтересуюсь, не почувствовала ли она необычного привкуса.
— Она бы сразу сказала, если бы почувствовала.
— Значит, вы не можете пролить свет на это загадочное происшествие?
Я ответила, что не могу. В каюту я вернулась глубоко подавленной.
Я хотела поговорить с Редверсом. Я знала, что доктор Грегори обязательно ему доложил, и пыталась угадать, какова была его реакция на весть о том, что кто-то покушался на его сына. Покушался — очень сильное слово. Но ради какой иной цели могли усыпить ребенка?
Врач не желал сообщать о происшествии. Решил держать его в тайне от пассажиров, сделав исключение только для меня, как воспитательницы. Редверс, как отец, тоже должен знать — не говоря уже о том, что как капитан он обязан быть в курсе всего, происходящего на борту.
Пойду к нему в каюту и объяснюсь. Я должна.
Тут в дверь постучали и донесся голос Шантели:
— К тебе можно? Ну, как себя чувствует наш ночной путешественник?
— Он в лазарете.
— Боже!
— Он здоров. Шантель, доктор не хочет, чтобы об этом знали, но вчера мальчику подмешали наркотик.
— Наркотик! Но как?
— Возможно, важнее узнать зачем? Ах, Шантель, мне страшно.
— Я уверена, никто не хотел причинить мальчику зло.
— Тогда зачем было усыплять, выносить на палубу? Как думаешь, что случилось бы, если бы не Джонни?
— Что? — упавшим голосом повторила она.
— По-моему, кто-то пытался убить мальчика. Его могли выбросить за борт. Никто бы ничего не услышал. Ребенок был без сознания. Возможно, нарочно оставили бы у поручня тапочек: чтобы мы решили, будто он нечаянно упал за борт. Ну, теперь тебе ясно?
— После твоих объяснений, да. Легче всего совершить убийство на морс. Но чего ради? Можешь подсказать возможный мотив?
— Не представляю.
— Да, это задаст работы мисс Рандл.
— Доктор Грегори настаивает, чтобы об этом никто не знал. Эдвард ужасно расстроится, если узнает, какая ему угрожала опасность. Он ведь ни о чем не подозревает. Пусть все останется как есть.
— А Джонни?
— Что-нибудь придумаем. В конце концов, он не имел права разгуливать ночью: это был серьезный проступок. Слава Богу, что он его совершил.