Мы с Храбсковым переглянулись и, ничего не говоря, отправились восвояси.
Этот способ с картофельной ингаляцией я прекрасно помню, не раз в детстве меня им пытались избавить от простуды. Но услышать такое от фармацевта… Ладно, от насморка пока перебьёмся каплями, а в остальном, надеюсь, молодой организм сам справится с болезнью.
Полпузырька капель я использовал ещё до выхода на ринг. Поначалу вроде помогало, а затем слизистая носа снова принялась за работу с удвоенной энергией. На ринг я вышел, хлюпая носом и протирая перчатками слезящиеся глаза. Перед тем, как прозвучал гонг, Храбсков в очередной раз спросил, не сняться ли мне с турнира по причине болезни, но я самонадеянно отмахнулся, мол, и не в таком состоянии побеждали. Это я про первенство Европы ему намекнул.
Вышел на ринг и чувствую, что носом дышать совершенно невозможно. Приходится открывать рот, а в нём капа, и хочется её выплюнуть, чтобы не мешала дышать. А во всём теле, сука, слабость, просто руку поднять — и то нужно приложить большее усилие, чем обычно.
Э-э, брат, что-то ты слишком много о себе возомнил, нужно было всё-таки послушаться тренера и сказаться больным. И ничего в этом постыдного, все мы люди, имеем право иногда и простудиться. Но теперь уже поздно пить «Боржоми». Драться надо — так дерись, как пела черепаха Тортилла в исполнении Рины Зелёной.
Ну я и полез драться в надежде, что соперник, заранее впечатлённый моими регалиями, вышел в ринг на ватных ногах и после моей первой же атаки прижмётся к канатам, а рефери, не мудрствуя лукаво, остановит бой ввиду явного преимущества одного из боксёров.
Как же я ошибался… Этот Садыков оказался не так прост, и голыми руками, как выяснилось, его хрен возьмёшь. Да и в перчатках тоже. Он спокойно отстоял в защите те полминуты, что я пытался его уничтожить, а затем, выждав, когда я выдохнусь, принялся меня самого гонять по рингу. А что мне было делать, только убегать. Так и пробегал до конца раунда, вяло отмахиваясь от перворазрядника из последних сил, и возблагодарил всевышнего, когда наконец прозвучал гонг.
— Ты что-то совсем скис, — встревоженно заглядывал мне в глаза Храбсков, одновременно обмахивая меня влажным полотенцем. — Как себя чувствуешь?
— Хреново, — честно ответил я, — но сдаваться не собираюсь.
— Послушай, Максим, если с тобой в ринге, не дай бог, что-то случится…
— Валерий Анатольевич, да бросьте, это обычная простуда, инфаркт мне не грозит. Тяжело, да, но, может быть, как-нибудь выстою ещё два раунда.
— Может быть, как-нибудь… Нельзя выходить в ринг и рассчитывать на авось. Если и второй раунд продолжится в таком же ключе — я выброшу полотенце… И никаких «нет»! В конце концов, я твой тренер и я отвечаю за твоё здоровье.
Я честно пытался оказать сопротивление этому крепкому узкоглазому парню из Павлодара, но мои силы таяли с каждой проведённой в ринге секундой. Каждый джеб давался мне с таким трудом, словно к руке была привязана пудовая, тянущая её вниз гиря. И двигался я уже не так резво, как мог позволить себе в начале боя. А соперник, этот среднеазиатский бычок, почувствовав, что со мной что-то не так, наращивал и наращивал давление. И что самое поганое, я ничего не мог ему противопоставить. У меня не было сил даже на один-единственный акцентированный удар.
Будь она прокляты — эта «Песня года» и московская слякоть, думал я, принимая на перчатки очередную порцию тяжёлых ударов. Что мне стоило подумать головой и приехать в Москву в нормальной зимней обуви? Ну, потаскал бы в пакете полуботинки, ничего страшного не случилось бы. А вот теперь расплачиваюсь за свою самонадеянность.
— Стоп!
Голос рефери остановил «избиение младенцев». Я опустил перчатки и увидел, что на канвасе ринга лежит белое полотенце. В первое мгновение подумал, что рефери остановил бой, чтобы убрать с ринга посторонний предмет, и только секунду спустя до меня дошло, что всё это значит.
А Садыков уже радостно вскидывал руки, и на его плоском лице отображались счастье и одновременно неверие в то, что случилось. Он, перворазрядник из Павлодара, только что победил мастера спорта, чемпиона Европы! Что ж, я его прекрасно понимал. Как и то, что в моей графе «поражения» появилась первая единичка. И это на глазах главного тренера сборной СССР Киселёва, который, наверное, от скуки, решил зайти, поглядеть бои пэтэушников. А может, на меня специально пришёл, кто ж его знает, и тут такой конфуз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Печально, но факт. Сам себя подставил, и с этим уже ничего не поделать. И даже успокоительные похлопывания Анатольича по спине, когда я перелезал через канаты, утешали мало.
— Сегодня отлежись в номере, а завтра вечерним едем домой, — говорит Анатольич в раздевалке, прежде чем я направился в душевую.
— Денег дать на билеты?
— Не нужно, спорткомитет выдал командировочные на проезд. Вот только что я Филиппову говорить буду… Ладно, надеюсь, войдёт в ситуацию, сильно ругаться не будет.
Когда минут через десять вышел из душевой, оказалось, что за это время в раздевалку успел наведаться Киселёв.
— Спрашивал, что с тобой не так, — пояснил Храбсков.
— Да? а вы что?
— Что, что… Сказал, что мой подопечный уговорил меня больного его выпустить на бой, а сам чуть весь канвас соплями не измазал. Алексей Иванович, конечно, пожурил меня, и это мягко говоря. Жалею, что не смог настоять на отказе от боя. И тебе, и мне урок на будущее. Хорошо ещё, что это случилось на не самом главном в твоей жизни турнире.
Тут с Анатольичем не поспоришь. Первенство ВДСО, конечно, тоже, соревнования серьёзные, но куда хуже было бы, случись такое, скажем, на том же первенстве Европы. Мне после такого фиаско путь в сборную был бы закрыт надолго. Кстати, что у нас там по списку? В феврале первенство РСФСР, а в марте — первенство Советского Союза. Это будет отбор на первый в истории чемпионат мира среди юниоров, который пройдёт в Японии в декабре, ровно через год. Так что у меня, можно сказать, в плане бокса следующий год идёт по нарастающей, и каждый этап важен. Потому что на первенство СССР отберутся призёры первенства республики, а на чемпионат мира в Японию едут лишь победители всесоюзного турнира.
Добравшись до гостиницы, я, даже не ужиная, собирался рухнуть в постель. Однако Храбсков мне не дал отправиться в объятия Морфея, прежде он заставил меня минут пятнадцать дышать над кастрюлей с горячей картошкой, которую каким-то образом умудрился притащить с гостиничной кухни. Потом отнёс кастрюльку обратно, мол, обещал поварам вернуть, им же из этой картошки что-то там готовить надо будет. Что удивительно, и впрямь помогло, я почувствовал себя немного лучше, а из носа почти перестало течь.
Только после этого, наконец, мне было позволено лечь в постель. Проснулся только в половине восьмого утра следующего дня, что для меня было не так уж и рано. Выделявшаяся носом слизь уже загустевала и, если бы не давление в пазухах, в целом самочувствие можно было назвать неплохим.
— Может, полежишь, а я завтрак тебе в постель принесу? — предложил Анатольич.
— Спасибо, Валерий Анатольевич, сам дойду, по сравнению с тем, что было вчера, мне уже намного лучше.
В столовую — учитывая уровень ведомственной гостиницы, рестораном здесь и не пахло — я сходил, и с аппетитом позавтракал по выданному мне Храбсковым талону. До обеда просто лежал на постели, предоставляя организму самому бороться с болезнью. Повезло ещё, что не получил осложнений, всё ограничилось банальным насморком, хотя он и сопровождался общим недомоганием. Слабость ещё присутствовала, но я нутром чуял, что дело идёт на поправку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так что практически весь день я валялся в кровати, листая принесённые Храбсковым откуда-то журналы и периодически поглядывая в экран чёрно-белого телевизора. А вечером — чемодан, вокзал, и поезд до родной Пензы.
И почему я не родился пусть даже не в Москве, а хотя бы в каком-нибудь Туапсе? Водоёмы, и море в частности я любил, наверное, не зря по гороскопу Рыба. Вообще в своей первой жизни ближе к пятидесяти годам я начал мечтать о собственном домике на берегу моря. Скромным, но с садом и верандой, на которой можно было бы сидеть в плетёном кресле с ноутбуком на коленях (а лучше на маленьком столике), и чтобы тебя обдувал лёгкий бриз с моря. А на столике — ваза с черешней. Идиллия!