– И что вы все вчера решили?
Юноша зло раздул ноздри:
– А ничего. Я сказал маме, что возвращаюсь.
– И ее это, конечно, не порадовало?
Он плюнул бы мне в лицо, если бы уже не пообещал себе дожить до грядущей казни, а так всего лишь гордо и скорбно промолчал.
– Значит, ты повернулся и ушел?
– Ничего другого не оставалось.
– А подождать еще одну подорожную?
– Их приносят раз в седмицу, не чаще. Что бы я делал в лесу столько дней?
Разумно. Но, как зачастую и случается, поступок, совершенный по всем правилам логики, оказался не тем, что требовалось.
– Что случилось потом?
– Я не видел. Ушел слишком далеко.
– Но ведь слышал?
Лицо юноши скривилось от боли, только совсем не той, что причиняли туго затянутые узлы.
– Они спорили. Слов было не разобрать, да я и не прислушивался. Вот только потом…
– Потом?
– Мама закричала.
– И ты бросился назад?
Он опустил взгляд:
– Я не успел.
Ну это мы все уже поняли. И хотя бы одно то, что на твоей одежде нет брызг крови и прочих следов сражения, кроме совсем свежих, полученных, когда тебя пеленали, легко доказывает: в случившемся на поляне ты не участвовал.
– Когда ты вернулся, все были мертвы?
Он кивнул, сглатывая слюну и морщась так, будто она вдруг оказалась горче полыни.
– И лежали так, как лежат сейчас?
– Да.
– А убийца?
– Его здесь не было.
– Сколько времени прошло с того мига, как ты услышал крик, и до того момента, когда оказался на поляне?
– Немного. Одна минута. Может, две. Я бежал.
Пожалуй, не врет. Будь он дальше, не слышал бы ни шума спора, ни крика. Но уложить за столь короткий промежуток столько человек… Надо быть очень быстрым и умелым. Или очень сильным.
Я снова прошелся вдоль мертвых тел, присматриваясь повнимательнее.
Женщину определенно убили ударом в голову. Девочке разорвали грудь наискось от правой ключицы. Таким движением, будто убийца отмахивался. Мол, отойди в сторону, глупая, ты мне мешаешь. И не рассчитал приложенной силы. Проводник лежал странно скрючившись. Бился в судорогах, прежде чем умереть? Да еще пальцы впились в землю. Такое бывает, когда испытываешь сильную боль. И мне не нравится, как выглядит его поясница. Не может она изогнуться под таким острым углом. Позвонки не позволят. Если только связки между ними не порваны.
Я присел на корточки, вытянул охотничий кинжал из ножен на поясе проводника и взрезал одежду. Да, кто-то сломал бедняге позвоночник. Но, видимо, обездвижил только наполовину, поскольку тот продолжал дергаться. Недолго. Скажем, еще один вдох, пока убийца не отправил свою жертву в мир иной новым ударом все по тому же позвоночнику, только в верхней его части. Шейной.
А вот с солдатским костяком все в порядке. Горло вырвано и все. Даже видны концы опустевших соломинок кровеносных сосудов. И солдат, в отличие от проводника, пытался сопротивляться. По крайней мере, успел вынуть свой нож. Но добраться им до противника не смог: лезвие чистое, без единой капельки крови.
Кто-то хорошо здесь поработал. Быстро. Надежно. Грязновато, но с кем не бывает? Он уже вполне мог успеть сменить одежду и уйти далеко-далеко отсюда. Если бы умел думать. А Дерк, судя по рассказам Ньяны, в сем искусстве не преуспевал. Но лишь до недавнего времени, как выяснилось минутой спустя.
Он возник на краю поляны, не потревожив ни единой веточки ни под ногами, ни на голых кустах. Собственно, я и заметил его появление, только услышав позади себя сдавленный вздох защитницы и подняв взгляд. Да, парень дюжий. Мыслей в голове нет, зато руки большие, сильные и… Натруженные. На костяшках кожа содрана. Ногти черные, но той самой ржавой чернотой, что оставляет запекшаяся кровь. Ну что ж, вот и наш убийца собственной персоной?
– Дерк… Где ты был?
Не самый подходящий ко времени и месту вопрос, но другого так быстро не нашлось. А тот, что прозвучал из уст Ньяны, даже лучше, ведь парень ее знает.
– Я хотел защищать!
Славно сказано. С тем самым напором и горячностью, которую очень любят в будущих солдатах командиры.
– Кого, Дерк?
Второй вопрос ушел в ту же пустоту, что и первый: блеклые серые глаза даже не мигнули.
– Я хотел защищать.
– Соечка о тебе тревожится. Почему ты не вернулся домой?
– Я хотел защищать. И я… защитил?
Теперь спрашивал он, но не у Ньяны, не у меня и ни у кого из живых людей, присутствующих на поляне. Дерк спрашивал у мертвых.
– Вот что, парень… – Старший патрульный, видимо, решил, что мы и так потеряли слишком много времени, чтобы продолжать тратить его на полоумного пастуха. – Хватит валять дурака. Ты убил их?
– Я должен был защитить. – Взгляд рыжего медленно переместился по кругу, от одного тела к другому. – Они угрожали.
Любопытно, кто, кому и в какой последовательности, но вряд ли пастух об этом расскажет. Впрочем, я и сам могу предположить. Только надо встать и выпрямиться, чтобы выглядеть внушительнее.
– Все началось с того мужчины, а, Дерк? Он первый начал спорить. Даже кулаки сжал, наверное, уж настолько был недоволен.
– Я должен был защитить.
– Ты и защитил. Солдата. А чем помешала женщина? Наверное, громко закричала. А тебе не понравился ее крик, верно?
– Я защищал.
– Конечно. Девочка тоже путалась под ногами. А солдат? Почему умер он? Ведь ты же должен был защищать как раз его. А, Дерк?
– Я защищал. Ты нападаешь. Так же как он. Я защищаю. Дерка.
Обычно всегда заметно, когда противник собирается атаковать. По движениям, становящимся скупыми. По напряжению мышц, различимому даже под одеждой. По взгляду. Я думал, что хоть чему-то научился за время службы, однако простой деревенский дурачок положил все мои знания и умения на обе лопатки.
Его атака словно исходила откуда-то изнутри: я не углядел ни единого признака, а рыжий пастух уже оказался рядом со мной, и кулак, невесть в какие доли мгновения занесенный для удара, уже двигался наперерез моему виску. Однако встречи двух совокупностей костей не произошло.
Я почувствовал рывок за миг до того, как в мой бок впились острые камешки. Но по крайней мере, голова осталась цела, в глазах не помутилось, и можно было отчетливо видеть две фигуры, застывшие друг против друга. Видеть на протяжении всего одного вдоха, потому что потом накидка Ньяны взлетела в воздух, чуть закрывая обзор, а когда полотнище ткани коснулось земли, бойцы уже не стояли.
Правда, что именно они делали, я не мог даже вообразить: над поляной повисла серая полупрозрачная дымка, рваными щупальцами вытягивающаяся то в одну, то в другую сторону. А еще расцвели цветы. Первые цветы моей новой весны. Алые бутоны, разрывающиеся сотнями крошечных капель. Они возникали то тут, то там, висели в воздухе, потом опадали куда придется, в том числе и на меня. Я не понимал, что происходит, но страха не чувствовал. Не успевал испугаться. И наверное, надо было отползти подальше, к краю поляны, укрыться за стволами деревьев или за камнями, но любопытство удерживало на месте, заставляя вглядываться в серую дымку до рези в глазах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});