И вот сегодня заканчивался последний вечер заточения. Оллис окинула взглядом келью, где провела долгие пять лет, вознесла молитву Боженке в благодарность за то, что небожительница откликнулась на просьбу своей послушницы прежде, чем наступило совершеннолетие, а за ним и неминуемое посвящение. Закуталась в плащ, чтобы спрятать заметно округлившиеся формы, спустилась по лестнице, прошла через двор и очутилась у высоких дверей храмового зала.
Любовник уже ждал ее, истомившийся от нетерпения. Оллис даже не знала его имени: пока была прибоженной, и не думала спрашивать, а потом стало как-то не до разговоров вовсе.
– Ты готова, любовь моя?
Она кивнула, но про себя отметила, что последнее слово неприятно кольнуло грудь изнутри. Почему же только «твоя» любовь, глупенький?
И сейчас…
– Вы хоть понимаете, чего хотите от меня?
Нери следовало бы вложить в этот возглас благородное негодование и высокомерную брезгливость, а получилось нечто вроде отчаянного всхлипа обиженного ребенка. Но вопрос, который она задала, подоспел как раз вовремя.
Отчетливо понимаю, лисичка. Хочу расстегнуть пуговички на тугом лифе, медленно, одну за одной, и нырнуть в ложбинку на твоей высокой груди. Уверен, она там есть, ложбинка эта, уютная, прохладно-обжигающая, нежная, как…
– Вы меня слушаете?
– Разумеется, эрте. Со всем вниманием.
Хозяйка Блаженного Дола поджала губы, впрочем не ставшие от того менее пухлыми:
– Зачем вы притащили сюда этого…
Я оглянулся на юношу, тоскливо ожидавшего в конце зала решения своей судьбы.
– Он вам не нравится?
– Да какая разница, нравится или нет?! – всплеснула руками Нери. – Почему он вообще находится здесь?
– Ему некуда было идти.
– Врете!
Вру, конечно. Надо было отправить южанина восвояси еще по выходе из ворот форта. Но уж больно жалкий у парня был вид, да и не горел он желанием уходить далеко от могил своих родственников.
– Уповаю на ваше милосердие.
Она гневно выдохнула:
– Вы должны делать то, что вам поручено! А не придумывать заботы другим.
– Ну разве ж это забота? – невинно улыбнулся я. – Отец Соечки все равно потерял работника, а пастух ему требуется. Думаю, парень справится. Хотя бы этим летом, а потом, если пожелаете, выдворим его вон.
– Вам легко говорить, ведь не вы принимаете решение!
О позволении пришлому человеку поселиться в Доле? Увы, не я. А то как было бы заманчиво нараздавать всем желающим подобные разрешения… Конечно, не безвозмездно. М-да, и тут мне повезло много меньше, чем коменданту форта. Тот был ответственен перед самим собой и не нуждался в одобрении или содействии другого начальственного лица, а я вынужден убеждать и упрашивать. Нет, разумеется, можно было бы наладить дело, но тогда пришлось бы делиться с хозяйкой, и далеко не половина на половину.
– Разве оно такое уж сложное?
Зеленые глаза посмотрели на меня почти мученически.
– Кто же любит чужаков в своем доме?
Хорошее возражение. И очень уместное. Почти напоминание. Я ведь тоже пока чужак здесь и могу остаться таковым до самого окончания службы. Стало быть, мое слово еще не приобрело веса? Ох и не хотелось рассказывать подробности, но придется.
– Послушайте одну историю, эрте. Она незамысловата и не отнимет много вашего времени, и, надеюсь, потом вы лучше поймете мои намерения.
Она не ответила согласием, но в определенных случаях молчание тоже уместно истолковывать подобным образом.
– В сотне миль отсюда начинаются южные земли Дарствия. Сухие, жаркие, требующие приложения куда больших сил, чем здешние, чтобы вырастить хотя бы одну травинку. Люди, которые там живут, любят свою родину, но, когда любовь приравнивается к неизбежной смерти от голода, главными становятся совсем иные чувства. И кое-кто решается бежать. Правдами и неправдами, продав все свои пожитки и собрав все деньги, какие только было возможно, южане пытаются перебраться через границу, отдавая за подорожные почти все свое имущество. Они надеются найти здесь, в наших краях, лучшую жизнь. Бегут семьями, потому что какая же черствая душа бросит родных на произвол судьбы?
– Хотите сказать, этот парень из таких беглецов?
– Именно.
– Но… – Нери недоуменно посмотрела на южанина. – Где же тогда его семья?
– Погибла. При печальных обстоятельствах, создателем которых был один из жителей Блаженного Дола.
– Как это?!
– Большего вам не стоит знать, эрте. Подробности надолго лишат вас спокойного сна. Теперь понимаете, почему я привел парня сюда? Позволить ему пожить тут хотя бы лето – самое малое, что мы можем для него сделать во искупление грехов Дерка.
– Дерк был виноват?.. – Она потрясенно прижала пальцы к губам.
– Да.
– Но… Как? Почему?
– Причин я не знаю. И никто не знает. Если пожелаете, Ньяна подтвердит вам мои слова. Ведь ей вы доверяете?
Нери быстро отвела взгляд в сторону.
Нет, лисичка, я не подговорил ее и не завербовал на свою сторону. Не бойся. Но раз уж моей защитнице ты веришь больше, чем мне, грех не воспользоваться случаем.
– Только прошу сегодня не тревожить ее. Она очень устала.
Ответом послужил рассеянный кивок.
Любопытство уже мучит, да? Самое смешное, тебе не удастся его удовлетворить, лисичка, потому что Ньяна горит желанием рассказывать о случившемся еще меньше, чем я. Впрочем, наверное, так и должно быть после первого в жизни убийства. Свои впечатления я не помню, слишком уж давно прозвучал тот самый приказ, лишивший мою душу невинности и наивности. А потом очень быстро удалось понять, что лучше не думать лишнее мгновение, а сразу приступать к исполнению. Правда, мне не доводилось убивать тех, с кем бок о бок прожил долгие годы.
– Что ж, если вы настаиваете…
Уже нет. Не нужно. В глубине души ты согласилась с моей просьбой, лисичка, а все последующие словеса – лишь дань традициям и попытка сохранить лицо.
– Надеюсь на вашу мудрость и понимание, эрте.
Более я задерживаться не стал. Хотя бы потому, что и сам мечтал поскорее добраться до постели и вытянуть гудящие ноги. Однако с покоем и отдыхом пришлось повременить.
Когда каменная тропинка закончилась, проведя меня через лужайки с россыпью тоненьких зеленых травинок, все смелее высовывавших свои любопытные головенки из земли, я остановился и с трудом поборол невольное желание протереть глаза, потому что не узнал смотрительский дом. Вернее, не разглядел его из-за двух телег, нагруженных с горкой.
Не меньше минуты мне понадобилось, чтобы понять: селяне все-таки исполнили мою просьбу и, надо сказать, приложили немало рвения. Если принять во внимание размеры груза и оставшиеся в моем распоряжении светлые часы суток, то отдохнуть удастся только поздней ночью. Да и куда я все это дену?! Часть товаров точно можно не трогать, но, если среди них есть провизия, нужно переложить ее хотя бы в подпол, иначе рассуждать о качестве и вкусе не будет никакого смысла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});