Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

совсем недавно – она осознала, что ее так баловали, потому что это ферма по выращиванию Здоровых Белых Христианских Деток, которые так редки и на которых такой высокий спрос на рынке усыновлений. Впрочем, даже понимай она это тогда, наслаждалась бы не меньше.

Карен родила ровно через месяц после Рождества, что отметили все, от акушера до ее куратора, словно это очередная ее заслуга. Родила девочку. Эмоциональное состояние схваток было невозможно предать памяти или вызвать в ней, хотя финальное ощущение выскальзывания, словно из нее выскочила рыбка, все же оказалось незабываемым. Когда девочка была чистой, теплой, сухой и закутанной в одеяло, Карен взяла ее на руки, принюхалась и подумала: «Я никогда не вспомню этот запах» – и правда не вспомнила. Он вечно ускользал, как сон. Потом была церемония с молитвами, где Карен хвалили снова – за ее самоотверженный христианский выбор сохранить жизнь. Затем ребенка навсегда забрали в новую Постоянную Семью, кем бы они ни были.

Через две недели Карен перевелась обратно в КАПА. Приехала в школу на своей старой машине пораньше, чтобы припарковаться перед зданием, где мало мест. Она не хотела видеть знакомых, а они парковались сзади. Было холодно и сыро, и из-за сырости возникла легкая дымка, в ее памяти смягчающая освещение, так что она чувствовала себя скрытой от чужих взглядов и одной, будто у нее правда получится и весь первый день учебы она проживет, так и не встретив никого из знакомых. Хотя на самом деле школа была маленькая, учились в ней все те же и ее бы даже на час не оставили одну. Но и несколько минут в одиночестве тоже что-то да значили. Перед школой стояли машины учителей, но не заполняли парковку и наполовину. Карен планировала посидеть во дворике для курения, за стеклянными дверями столовой – так себе место, чтобы прятаться, но там хотя бы издалека видно, если кто-то идет. Она знала, что прятаться негде, и лучшее, на что остается надеяться, – видеть людей издали, но потом она открыла тяжелую дверь школы – а тут Сара. Карен и Сара смотрели друг на друга не больше, чем надо. Ни одна не сбилась с шага, Карен – на пути внутрь, Сара – наружу.

По пьесе от Девушки не требуется переодеваться быстро. Если помните, в предпоследней сцене они с Доком уходят со сцены в заднюю комнату, которую мы ранее видели через приоткрытую дверь и знаем как убогое жилище Дока. Они закрываются, пауза, выстрел, свет гаснет, потом включается – и завсегдатаи уже поминают Дока в баре, и, только когда они проговорят несколько реплик, появляется Девушка в траурном наряде. Сама сцена меняется быстро: актеры в роли завсегдатаев занимают отмеченные места в темноте, работники сцены ставят портрет Дока и пожухлые цветы, развешивают черные ленты и так далее. А у Девушки между тем, как она выходит в заднюю комнату с Доком, и тем, как появляется, более чем достаточно времени переодеться. Поэтому приглашение Сары в костюмерши было не только импровизацией в разгар вечера, но и глупым просчетом. Карен не нужна костюмерша, а Сара это легко поймет. Но за недели после того, как они встретились в «Скайлайт», и до того, как Сара приехала выполнить сентиментальное задание / весело вспомнить прошлое по предложению Карен, хотя предлагать там было нечего, постановка успела пройти череду эволюций, отчего чуть ли не кажется, что у Карен есть сверхъестественные способности. Во-первых, художник-постановщик придумал в двери за стойкой окошко с занавеской, и, когда Док и Девушка уходят в заднюю комнату и закрываются, прожектор отбрасывает на занавеску их тени, которые и разыгрывают выстрел. Во-вторых, Дэвид решил, что, когда включат свет, Девушка уже должна быть на сцене, еле заметная зрителям, но не завсегдатаям, и, когда она выйдет из тени, они поймут, что она все это время их слышала. А значит, Карен не могла начать переодеваться до затемнения и должна была успеть до того, как свет включится. А значит – быстрое переодевание.

– Тебя кто-то должен одеть, – сказал Дэвид.

Карен дождалась вечера в «Баре» после репетиции, чтобы сообщить, что это будет Сара.

– К нам приедет Сара? – воскликнул он.

– Мы встретились в ЛА в прошлом месяце. Решили, будет прикольно, если она поучаствует, – неуклюже соврала Карен.

Дэвид чересчур выпрямился, глядя прямо перед собой и отставив сигарету в сторону. Когда Дэвид оскорблен, легко вспомнить, как он был опасно красив в восемнадцать лет. Его глаза полыхнули, словно напоминая, что забывать об этом не стоит.

– Сара не видела ни один мой спектакль.

– Поэтому и приедет. Она решила, что пора увидеть и даже как-нибудь помочь, – продолжала импровизировать Карен, не в восторге от этой ситуации собственного авторства, где ей приходится выдумывать Сару, чтобы успокоить Дэвида. И вновь вспомнилась удушающая самовлюбленность Сары и Дэвида, до сих пор считавших, будто они разыгрывают какую-то невероятную драму, хоть и не общались почти тринадцать лет.

– Но почему сейчас? Потому что ты играешь?

– Нет, просто она поняла, что давно пора. А то, что я играю, просто лишний повод.

– А с каких это пор ты с ней общаешься? Насколько я помню, к концу старшей школы вы даже не разговаривали.

– Это же старшая школа, – пренебрежительно отозвалась Карен.

Может, и неправильно видеть Сару и Дэвида близнецами-нарциссами, зацикленными на своих стародавних образах и видевшими в несчастной подростковой любви какую-то свою утраченную частичку, которую они еще хотели вернуть. Может, и нехорошо со стороны Карен так о них думать, потому что это сопровождалось нетерпением, обидой и презрением. У Карен не хватало места на чужие незакрытые гештальты, потому что не хватало места и для отсутствия собственной щедрости. Карен сама страдает, потому что и хотела бы посочувствовать, но не может. А лучшее, что она может, – сохранять здоровую дистанцию, и то не всегда. У нее такой острый дефицит сочувствия, что она даже не может видеть Дэвида и Сару, когда Дэвид, выйдя из своей развалюхи, и Сара, выйдя из машины Карен, сталкиваются на растресканном асфальте перед баром / пространством для выступлений, где сегодня наконец состоится первая костюмная репетиция. Встретив Сару в аэропорту, Карен предоставила все самое трудное ей – натужно улыбаться от воодушевления, безропотно обниматься, болтать и безостановочно удивляться, – а сама в своем уединении неучастия холодно препарировала каждое похрустывание и напряжение неустанных усилий Сары. Но когда Сара увидела Дэвида на другом конце разбитого тротуара, Карен не удержалась и отвернулась. То, что пронеслось между ними, чуть не снесло ее с ног. Увидев это, она сгорела от стыда.

Но мгновение прошло, и Дэвид – былой лихой походкой,