Раздались звуки поцелуев и тихое воркование Джоан, которые быстро потонули в песне, которую затянул Герман.
Бри весело фыркнуло, ее раздражение исчезло.
— Понятно. Ну что ж, если у тебя были серьезные причины. Хотя я сомневаюсь, что это подействовало на Джемми и Германа. Смотри, как они себя ведут, словно они одержимы… Ой! Не кусайся, ты, маленький злодей! Я покормлю тебя через минуту.
— Ох, ну они же мальчики, — сказала Марсали, повышая голос, чтобы перекрыть весь этот шум. — Все знают, что в мальчиках сидит сам дьявол, и я думаю, потребуется больше, чем святая вода, чтобы изгнать его, даже если в ней сорок пять градусов. Герман! Где ты выучил эту грязную песню, маленький вредитель?
Я улыбнулась, Джейми рядом со мной тихо посмеивался, слушая разговор молодых женщин. К этому времени мы были достаточно далеко от места преступления, и можно было не беспокоиться, что нас услышат среди обрывков песен, звуков скрипок и смеха, доносящихся от огней, мерцающих среди деревьев.
Дневные дела были, в основном, закончены, и люди садились ужинать, прежде чем начать веселиться и отправляться с визитами. Ароматы огня и пищи протянули свои дразнящие пальцы в холодном темном воздухе, и мой живот тихо заурчал в ответ. Я надеялась, что Лиззи оправилась достаточно, чтобы начать готовить ужин.
— Что такое «mo mhaorine»? — просила я Джейми. — Я такого слова еще не слышала.
— Думаю, это означает «моя картошечка», — ответил он. — Это по-ирландски. Наверное, Марсали узнала слово от священника.
Он вздохнул, выражая глубокое удовлетворение проведенной этим вечером работой.
— Пусть Святая Дева благословит отца Кеннета за ловкость, в один момент я подумал, что мы не успеем. Вон там не Роджер с Фергюсом?
Две темные фигуры вышли из леса и присоединились к женщинам, оттуда до нас донеслись звуки негромкого смеха и неясных голосов, прерываемые радостными воплями обоих мальчишек при виде своих отцов.
— Да, они. И еще, моя сладкая картошечка, — сказала я, сильно схватив его за руку, чтобы замедлить его ход, — что это ты рассказывал отцу Кеннету обо мне и маслобойке?
— Не хочешь ли ты сказать, что ты возражаешь, сассенах? — спросил он удивленным тоном.
— Конечно, я возражаю! — сказала я. Кровь бросилась мне в лицо, хотя я не могла сказать, было ли это от мысли о его исповеди или от памяти о самом эпизоде. Тепло также согрело меня изнутри, и судорожные боли стали утихать, когда моя матка сжалась и расслабилась от приятного внутреннего жара. Вряд ли сейчас было подходящее время и место, но, возможно, чуть позже у нас будет достаточно времени наедине… Я быстро отогнала эту мысль.
— Не говоря уже о конфиденциальности, это вообще не было грехом, — церемонно произнесла я. — Мы женаты, ради Бога!
— Ну, я же признался во лжи, сассенах, — сказал он. Я не могла видеть улыбку на его лице, но вполне могла чувствовать ее в его голосе. Полагаю, и он мог слышать ее в моем голосе.
— Я должен был придумать грех, достаточно скандальный, чтобы заставить Лилливайта удалиться, и я не мог признаться в воровстве или мужеложстве, ведь когда-нибудь мне придется вести с ним дела.
— О, значит, ты считаешь, что содомия вызовет у него отвращение, но он посчитает твое отношение к женщинам в мокрых рубашках, достойным только легкого порицания?
Его рука была теплой даже сквозь ткань рубашки. Я коснулась нижней стороны его запястья, уязвимого оголенного участка кожи, и погладила вену, которая пульсировала под ней, уходя под рукав к его сердцу.
— Понизь свой голос, сассенах, — пробормотал он, касаясь моей руки. — Ты же не хочешь, чтобы дети услышали тебя? Кроме того, — добавил он тихим голосом, наклонившись и шепча мне в ухо, — меня интересуют не все женщины, а только с милыми круглыми попками.
Он опустил руку и фамильярно похлопал меня по заду, показав замечательное чувство ориентации в темноте.
— Я даже не перейду дорогу, чтобы посмотреть на худую женщину, даже если она будет совершенно голой и мокрой с головы до ног. Что касается Лилливайта, — продолжил он нормальным голосом, но не убрал руки, которая мяла ткань юбки на моей ягодице, — он, может быть, протестантом, сассенах, но все-таки он мужчина.
— Я и не думал, что эти два состояния не совместимы, — сухо произнес Роджер, выходя из темноты.
Джейми поспешно отдернул руку от моего зада, словно эту часть моего тела охватил огонь. Хотя это был не вполне огонь, но надо признать, что его кремень выбил искру или две в растопке, какой бы сырой она не была. Однако до сна оставалось еще много времени.
Задержавшись лишь на мгновение, чтобы коротко сжать сокровенную часть анатомии Джейми, от чего он резко вдохнул воздух, я повернулась и обнаружила Роджера, сжимающегося в руках большой извивающийся объект неизвестной природы. Не поросенок, предположила я, несмотря на громкие чмокающие звуки, скорее Джемми, который яростно грыз костяшки отцовских пальцев. В случайном луче света на мгновение показался маленький розовый кулачок, который тут же исчез, врезавшись в ребра Роджера.
Джейми весело хмыкнул, но совсем не был смущен тем, что его мнение о протестантах было подслушано.
— Все девушки хороши, — процитировал он с сильным шотландским акцентом, — тогда откуда берутся плохие жены?
— А? — удивился Роджер.
— Протестантские мужчины тоже рождаются с членами, — пояснил Джейми, — но у некоторых они усыхают от неупотребления. У мужчины, сующего свой нос в чужие грехи, нет времени совершать собственные.
Я тактично раскашлялась, скрывая смех.
— А у некоторых члены становятся больше от практики, — сказал Роджер еще более сухо. — Но ладно. Я хотел бы поблагодарить вас за крещение.
Я заметила в его голосе небольшое колебание, он все еще не был уверен, как обращаться к Джейми. Сам Джейми называл его «Молодой Роджер», «Роджер Мак», «МакКензи» и, более редко, гэльским прозвищем, которое дал Роджеру Ронни Синклер из-за его голоса — Smeòraich, певчий дрозд.
— Это я должен поблагодарить тебя, charaid. Мы бы не успели, если бы не вы с Фергюсом, — сказал Джейми голосом теплым от смеха.
Высокий силуэт Роджера сейчас четко вырисовывался на фоне чьего-то костра за его спиной. Одно его плечо немного приподнялось, когда он пожал им, и он переместил Джемми, вытирая обслюнявленную руку о свои бриджи.
— Не стоит, — сказал он немного резко. — Со святым отцом будет все в порядке, как вы думаете? Брианна сказала, что его здорово побили. Я надеюсь, они не будут плохо с ним обращаться в дороге.
Джейми стал серьезным. Он слегка пожал плечами, поправляя сюртук на своих плечах.