XIII
Пробуждение Александра
Рассвет пришел с клубами тумана, висящими по краям полей. Сухие пальмы в слабом свете были шафрановыми, дикие утки и чайки низко летали над гладкой бронзовой водой. Анне-Лиз вздрогнула на плече Дерека: ей опять пригрезились крушение поезда, дергающиеся пальцы на ногах вора, повешенного под навесом лавки, мертвая индианка и пустые глаза Конрана. Затем ужасное видение исчезло, остался только восход, спокойный и воздушный, как шелковая фата новобрачной.
Анне-Лиз подняла голову и взглянула на Дерека. Он еще спал, рукой как бы защищая глаза от солнечного света. Его голое тело за это время приобрело цвет меди, похудевшее лицо обросло черными волосками. Ему нужно было постричься, усы, густо разросшиеся над верхней губой, делали его похожим на индуса. Ей нравилось смотреть на рот Дерека, когда он спал. Когда он просыпался, его губы складывались в высокомерную и злую усмешку, замораживающую ее сердце, а спящий он выглядел, как человек добрый и сострадательный — он не был ни высокомерным аристократом, ни грубым солдатом.
Анне-Лиз наклонилась над ним, ее длинные черные волосы упали ему на грудь, и поцеловала его нежно. Его веки дрогнули:
— Ты хорошо спала?
Она засмеялась:
— Вообще не спала, думаю, благодаря тебе. Ты мужчина неукротимой энергии.
Он запустил руки в ее волосы и притянул ее к себе:
— Меня вдохновили твои ангельские чары, поцелуй меня, чтобы я знал, что ты не сон.
Счастливая, она поцеловала его, но ее веселость постепенно сменилась желанием. Она подняла голову, ее щеки были розовыми, как утренняя заря:
— Как глупо! Теперь мы не поднимемся в ближайший час, и Мохаммед Афзул обвинит нас, что мы отказываемся исполнять свою работу.
Его руки обвились вокруг нее:
— Забудем о них на время. У меня теперь другие интересы.
Чувствуя, как что-то становится твердым около ее бедра, она улыбнулась с ленивым озорством:
— У меня идея расстроить ваши планы, сэр.
Длинной, свободно падающей прядью своих волос она начала гладить его как большого спящего кота. Он слегка рассмеялся от этой щекотки, но в его сузившихся глазах уже светилось желание. Когда она достигла его обнаженного паха, он был уже полон страстного огня.
— После этой ночи я не смогу любить другую женщину, — проговорил он хрипло. — Ты как сильно действующий эликсир в моих венах, толкающий меня на излишества. Мне всегда будет недостаточно тебя… — Его губы потерлись об ее щеку. — Я хочу умереть в тебе… Люби меня, Лиз… люби меня снова — до изумления и исступления, как было ночью.
Он погрузил свое лицо в ее волосы. Этот мягкий черный поток волос всегда возбуждал его. Язык Дерека касался ее, дразнил ее, делал ее дыхание затрудненным, соски ее грудей набухали. Мурлыкая, она пробралась к нему между бедрами, поднимаясь и падая на него. Дерек остановился и вошел в нее, его глаза закрылись в экстазе, когда ее укромные ножны приняли его, а ее изящное тело слилось с ним. Его бедра двигались, слабо сокращаясь, вовлекая ее в единый пульсирующий животный ритм, который вскоре захватил их обоих. Она обняла его бедра, затем с силой прижала его к себе, чтобы он оказался еще глубже в ней. Ее губы ждали его иссушающих поцелуев, ее ноги обхватили его. Он с силой отдавал себя, упиваясь хриплыми звуками, вырывавшимися из ее горла. Руки Анне-Лиз скользили по его спине, сжимали его плечи.
— Сейчас, — шептала она, — сейчас, Дерек, сейчас…
Затем он потерял себя в потоке тепла, излившемся в нее, огромная кипящая волна его желания поднялась так высоко, что ее ногти впились в его тело, их крохотные кончики пульсировали вместе с его движениями. Они оба были потеряны для утренней работы, поднимающаяся жара проступала каплями пота на изогнутых телах. Анне-Лиз высоко изогнулась, достигнув вершины, ее крик разнесся в туманном солнечном воздухе. Дерек вздрогнул на ней, его мышцы напряглись, и он расслабился, как будто его тело издало долгий вздох.
Через несколько минут Дерек слабо пошевелился:
— Думаю, надо забыть про работу в поле сегодня, — пробормотал он с нотой сонного удовлетворения.
В ответ она постучала по его ребрам, и когда он со смехом отстранился, она быстро встала:
— Мардже гораздо труднее угодить, чем Мохаммеду Афзулу. Если я сейчас же не займусь стиркой, она никогда мне этого не простит.
Он схватил ее за лодыжку:
— Марджа может хоть повеситься. У нее отвратительный характер, даже когда она в хорошем настроении. Если ты останешься ненадолго, я принесу тебе завтрак сюда.
Она рассмеялась:
— Мой Бог! Что подумают слуги, если хозяин дома будет вести себя как здоровенный лакей? Пусти, я сказала! Тьфу на тебя, лентяй!
Он слабо усмехнулся, привлекая ее к себе:
— Я покажу тебе лентяя, дерзкая девчонка…
В доме Мохаммеда Афзула Марджа уже горячилась:
— Я говорю, что полковник и его жена должны вести себя подобающим образом. По деревне уже идут толки — слишком долго они здесь остаются. Ни один из придворных Бахадур-шаха не выберет добровольно такое молью изъеденное место. Полковник ходит работать с тобой, как поденщик, а его женщина хочет помогать женщинам в их простой работе. Лучше б уж занималась своим домом.
Мохаммед Афзул вздохнул:
— Тебе все не нравится, Марджа! Если бы мемсаиб занималась только своим домом, ты бы говорила, что она больше ни для чего не годится. Кроме того, — он вспомнил о новостях, полученных прошлой ночью, — теперь они не пробудут здесь долго. Я слышал, что сэр Генри Хэйвлокк идет с войском, чтобы освободить Лакнау и резиденцию. Он примерно в двух днях ходьбы от нас.
Ее глаза сузились:
— Поэтому совет должен быть напуган: наша деревня лежит на пути Хэйвлокка и он может напасть на нас.
— Хэйвлокк заинтересован сохранить свои силы для атаки на Лакнау, зачем ему такие мухи, как мы?
Он задумался, хотя Марджа все еще о чем-то тараторила. Мохаммед Афзул, конечно, побаивался совета, но не так, как Марджа. Совет хотел объединиться с другими деревнями севера, чтобы обстрелять колонну и измотать отряд Хэйвлокка, тогда у англичан не останется сил захватить Лакнау. Индия — для индийцев, такова была их песня. Недовольство против англичан возросло в последние месяцы, особенно после падения сначала Дели, а потом Канпура. Дух силы и отдаленной, но возможной победы витал в воздухе, тем более ангрези, потеряв уверенность в своем превосходстве, были несколько растерянны, Мохаммед Афзул беспокоился, сможет ли он удержать своих людей в узде. Старый скорпион действовал более успешно, сопротивляясь всем его пацифистским усилиям.