— Ты не можешь измениться, Дерек, и ты знаешь это, — проговорила она. — Я хочу, чтобы ты оставался таким, какой ты есть, потому что в тебе многое можно любить. Я никогда не искала святого, а только человека, который бы любил меня и дорожил мною. Однажды я полюбила героя, теперь я люблю человека, но такого, какого не найти больше. Таким человеком был моей отец, потом Конран… Но они оба ушли навсегда. Я не перенесу больше такой горькой потери и не расстанусь с тобой даже на короткое время, я всегда буду твоей, если ты хочешь, — она прикоснулась кончиками пальцев к его губам. — Ты не должен просить большего, мне больше нечего тебе дать. Обещай мне.
— Я ничего не обещаю, — вздохнул он. — Отдай себя свободно или не отдавай совсем. Я не обещаю отказаться от того, от чего не могу, пока дышу. Что же касается горечи, ты ничем не обязана мне. Ты никогда не будешь моей безраздельно, твоя душа принадлежит лишь тебе одной, так же, как и моя. Но в эту ночь мы должны забыть обо всем. Приди ко мне, Лиз… иди. — Его губы коснулись ее щеки, потом нежно прижались к губам. Он чувствовал, что она снова любит его.
Он внес ее в дом и положил на свою соломенную подстилку на полу. Здесь их тела слились, он покрывал поцелуями ее шею и виски. Она прижала свое лицо к углублению под его подбородком, чувствуя нежное поглаживание волосков на ее тонкой коже.
— Анне-Лиз, — выдохнул он около ее уха, — я так долго ждал этого момента. Когда я думал, что потерял тебя, я почти сходил с ума. Можешь ли ты понять, как я люблю тебя? Можно я покажу тебе?
Его губы гладили ее, потом прижались к ней надолго и страстно, выпивая ее, как будто успокаивая долгую жгучую боль его желания… Так долго заглушаемая страсть могла только разрастаться, когда его пальцы стягивали ее сари, чувствуя мягкую плоть под тонким белым хлопком. Его дыхание учащалось, как и ее, когда его губы приближались к ложбинке между ее грудями, кончики его пальцев медленно проделывали путь к ее лифчику, чтобы расстегнуть его. Ожидая так долго, он торопился не только к удовольствию, но к новому открытию ими друг друга. Пуговицы он расстегивал одну за другой, вкрадчиво освобождая молодые изгибы ее грудей, пока не снял лифчик совсем. Его скользнувшие вниз пальцы ощутили, что она созрела.
— Ты восхитительна, как песнь Соломона. Даже король, измученный в сражениях и обремененный тяжелыми обязанностями, превратился бы в поэта перед такой красотой. Что же должен чувствовать израненный солдат, когда получает такую сладость? — Его легчайшие прикосновения к ее груди снизу были прекрасны. — Даже если бы твое тело и не было таким поэтическим сном, как это есть, я бы любил тебя не меньше, потому что твое сердце и ум свободны и честны. Что за добрый джинн принес тебя мне в тот давно прошедший день, когда муссоны пронеслись по этой земле дождем, похожим на слезы божества?
Его руки погрузились в ее волосы и притянули ее, его губы слегка касались ее рта, затем ее шеи, а потом заскользили тихо вниз, к более нежной плоти. Когда его язык слегка поддразнивал розы ее грудей, она вздохнула и задержала дыхание, выгибаясь под ним.
— Скорее, — шептала она, — приходи в меня скорее, я так изголодалась по тебе, моя любовь. Ты станешь моим солнцем, которое сделает сияющими все черные и одинокие ночи, как будто ты великолепная звезда, посетившая эту полночную землю. Заставь меня забыть мои зимние сны ради лета, которое окутало меня теперь теплом своих горячих лучей, — оплетя его шею руками, она притянула его голову вниз. — Приди ко мне, мой сладкий солдат, и мы запомним все долгие ночи, которые придут потом.
Его руки сжали ее, его губы опустились на бугорки ее грудей. Анне-Лиз издала слабый звук, когда он слегка коснулся ее тела. Он согнул ее спину, кончики его пальцев скользили по позвоночнику, она вздрогнула от холодка этого ощущения, несмотря на ночную жару. Тень прошуршала в окне, где-то прокричала сова.
Руки Дерека обвились вокруг узкой талии Анне-Лиз и остановились там, где сари прикрывало ее бедра. Его пальцы развязали последнюю завязку на нем, и оно мягко упало на глиняный пол перед последней паузой. Их губы соединились, и они опустились на соломенное ложе, его тело возвышалось над ней. Из-за жары на Дереке была только набедренная повязка, его тело имело цвет красного дерева. Его мышцы были тверды, и, когда он накрыл ее, она была потрясена его мужскими достоинствами. Он входил в нее уверенно, как будто она была частью его тела… частью земли, и он знал ее, как собственное тело. Его волосы касались ее живота, в то время как он искал ее источник, сначала руками и только потом губами. Когда он впервые дотронулся до ее женственности, она издала испуганный вздох, затем стала ждать с напряжением и неуверенностью, когда его рот найдет ее. Казалось, что тело ее медленно расплавляется, превращаясь в цветущую жидкость, как будто она была огненной рекой. Здесь был источник жизни, это были Тигр и Евфрат всего сущего.
Капли пота сделали кожу Дерека влажной. Он быстро сбросил набедренную повязку и вернулся к своему чувственному пиру. Ее сексуальное чувство поднялось, как будто она была созревшим плодом, готовым лопнуть под его языком. Он продолжил ее удовольствие, она застонала: что-то обжигающее струилось в ней; потом вскрикнула, снова содрогнулась, и он вошел в нее, его чувство было таким же высоким, как и ее. Сильно желая ее, его тело пронзило ее так глубоко, что она почувствовала, что движется вместе с ним, потом против него, требуя его и всех его сил, которым он должен дать волю. Его ритм становился быстрее, его дыхание обжигало ее шею. Огонь проник в них, неожиданно разгоревшись и ослепив. Дерек тянул ее волосы почти до боли, но она едва замечала это во все пожирающем пламени страсти, которую он зажег.
— Лиз! — закричал он, когда его тело содрогнулось в ней на вершине экстаза. Они лежали истощенные и спокойные, он шептал ей хрипло: — Ты такая женщина, каких я никогда… мне никогда не хватит тебя.
«Но ты должен, — думала она печально. — Ты должен удовлетворить всю свою страсть со мной, пока на короткое время мы вместе. Если мы расстанемся, то навсегда».
Луна поднялась высоко, ее бледный диск тускло освещал их постель. Всю долгую ночь они любили друг друга, находя и теряя сердцевину своей любви, которая всегда казалась такой неуловимой. Солдат и его подружка, они должны происходить из свиты Александра, когда много веков назад он стремился присоединить Индию к своей империи. Любовь не похожа на лик наций, она мало изменилась за это время, кроме одного — женщину так же нелегко добыть мечом.
XIII
Пробуждение Александра