нас бдительные, обязательно милицию вызовут, а это ни к чему.
Захожу домой. На кухне горит свет, Наташка не спит, ждёт меня. Она сидит за столом спиной к двери и не поворачивается, когда я вхожу.
─ Привет, ─ говорю я и кладу на стол свёрток с пирогом. ─ Пирог яблочный принёс. Будешь?
─ Нет, ─ качает она головой. ─ Это кто, секретарь горкома испекла?
─ Жена товарища, с которым я встречался.
─ Жена товарища? ─ повторяет она. ─ Ему, стало быть, восемнадцать уже исполнилось, раз жена имеется?
─ Ему-то? ─ усмехаюсь я. ─ Исполнилось. Лет тридцать назад. Он уже взрослый дядя.
─ Понятно, ─ кивает она и оборачивается ко мне.
Её лицо вмиг делается испуганным, и она резко вскакивает из-за стола.
─ Егор! ─ выдыхает она и прикрывает ладошкой рот. ─ Что случилось?
─ Что? А… это… стекло в машине разбилось, ничего страшного.
Я и забыл, что рожа у меня вся в крови.
─ Не беспокойся. Я пойду умоюсь. Родители спят уже?
─ Да, ─ говорит она и идёт за мной в ванную.
Я смотрю на себя в зеркало. Да уж, выгляжу как оборотень, сожравший человека. Умываюсь. Вода, как в кино, становится розовой… Когда засохшая кровь смывается, оказывается, что ранок на лице не так уж и много.
Наташка протягивает полотенце и внимательно рассматривает красные следы на моём лбу и щеках. Её лицо оказывается так близко к моему, что я вижу каждый волосок её бровей, каждую ресничку, каждую точку на коже. Меня охватывает волнение и захлёстывает желанием.
Я обнимаю её рукой за талию и притягиваю к себе, демонстрируя готовность и совсем нешуточные намерения.
Но она успевает выставить руки и упирается мне в грудь.
─ Тебе снова женщина звонила, — хмурясь говорит Наташка. — На этот раз другая.
23. Собирай бюро, родная
Видно, что воздерживаться от упрёков удаётся Наташке с большим трудом.
─ По межгороду, ─ продолжает она. ─ Мама твоя велела, чтобы я ответила, вот я и ответила.
─ И что за женщина? ─ прищуриваюсь я, пытаясь изображать беззаботность.
─ Из Ташкента. Сказала, что зовут её Айгюль.
─ А-а-а, понятно. Просила передать что-нибудь?
─ Да, передала, что груз будет в Москве через три, максимум четыре дня. И его надо встречать. Она спросила, кто я такая, и я ответила, что твоя невеста. Айгюль очень удивилась, но заметила, что раз я невеста, она вполне может мне доверять.
Блин, как всегда, все важные дела нужно делать одновременно…
─ Придётся ехать, ─ вздыхаю я.
─ А тебе-то зачем? ─ удивляется Наташка. ─ Ты же не товаровед, не снабженец, не знаю, кто получением товаров должен заниматься. Ты ведь комсорг…
─ Ну… да… Просто, понимаешь, я ездил выбивать его в Узбекистан. Нужно принять, всё проверить и частично обменять с ивановской фабрикой на другой материал. Там целая эпопея…
─ Понятно. А она красивая?
─ Да, ─ делаю я вид, что не понимаю, о чём она спрашивает. ─ Настоящая джинса, не отличить от американской, а сделана у нас, в Союзе.
─ Нет, я не про ткань. Айгюль красивая?
─ Ну, по-своему, да, наверное. Я в восточной красоте не слишком хорошо разбираюсь. Для меня существует только один эталон красоты. Это ты.
Я улыбаюсь, но Наташка не покупается. Она внимательно смотрит на меня и едва заметно качает головой.
─ Ну давай, ─ говорит она, ─ попробуем пирога, который так тебе понравился.
─ Погоди, ─ шепчу я, и, сломив сопротивление, прижимаю её к себе.
Наши губы встречаются, и я чувствую мягкое и упругое тепло, и бархатную податливость языка, и мятный вкус юности…
─ Погоди…
Я целую её шею и ямку у основания шеи, растягивая горловину старенькой футболки, в которой она собирается спать.
─ Что… ─ шепчет Наташка. ─ Что ты делаешь… Егор… Ахх… Я не могу… Я не могу сопротивляться, но так нельзя…
Я нащупываю на двери позади себя шпингалет и тихонько задвигаю его.
─ Потерпи до завтра, ─ умоляя шепчет она, но я думаю, что ей и самой не хочется терпеть.
Я запускаю руку ей под футболку и её будто током бьёт. Она вздрагивает, громко вздыхает и тут же плотно сжимает губы, дыша через нос. Ноздри её раздуваются, а мои пальцы ласкают и сжимают её грудь, скользят по плоскому животу и забираются под резинку фланелевых пижамных штанов.
─ Егор, ─ жалобно шепчет Наташка и чуть расставляет ноги, пропуская меня и открывая доступ.
Я приседаю и одним движением сдёргиваю дурацкие некрасивые штаны, закрывающие от моего взгляда истинную красоту. Я срываю с неё и футболку и разворачиваю к себе спиной. Дальше она уже знает сама что делать. Природа, инстинкт, желание, страсть, любовь… Кажется, всё это становится звеньями одной цепи.
Наташка упирается руками в край ванны, а я разглядываю её тело, имеющее надо мной такую власть. Я пожираю глазами её шею, лопатки, выпирающий позвоночник, тонкую талию, стройные ноги…
Больше невозможно ждать. Ни одной секунды, и я не жду, делая маленький шаг и становясь к ней ещё ближе…
А потом мы красные, смущённые, с хулиганскими искорками в глазах, на цыпочках выходим из ванны. Раджа стыдливо отводит глаза и отворачивается, а нам делается от этого смешно. Но мы не смеёмся, сдерживаем душащий хохот и прислушиваемся к мерному сопению родителей, доносящемуся из спальни.
Пьём чай и уплетаем Куренковский яблочный пирог, а после расходимся по своим постелям. Наташка ложится на мой диван, а я, прежде чем лечь на скандально громкую скрипучую раскладушку, присаживаюсь на диван, под бочок к своей суженой.
─ Наташ, ─ шепчу я, наклоняясь и опуская лицо вплотную к ней. ─ Не нужно меня ревновать. Вокруг меня очень много девушек и, возможно, я кому-то нравлюсь. Но это не имеет значения. Ведь я люблю только тебя, а ты ─ меня. И зачем нам думать о ком-то другом?
В ответ на это я получаю горячий и сладкий девичий поцелуй.
─ Ты меня просто с ума сводишь, ─ говорю я, отрываясь от неё и в награду получаю ещё один.
И если бы не родители в соседней комнате за открытой дверью, я бы продолжил начатое в ванной.
Утром я поднимаюсь, как всегда рано. Наташка ещё спит, а родители потихоньку встают, идут умываться и тянутся на кухню, куда я приманиваю их запахом кофе и поджаренного хлеба.
─ Ох, повезёт жене твоей, ─ качает головой мама. ─ Будет спать, бока пролёживать, а муженёк завтраки готовить.
─ Мам, ─ укоризненно говорю я. ─ Ты вообще-то не такая, что с тобой?