поддаемся превосходящим силам реальности. Опыт учит, насколько важно иметь тщательно обоснованное и упорядоченное мировоззрение.
Мировоззрение есть гипотеза, а не предмет веры. Мир меняет свое лицо – tempora mutantur et nоs mutamur in illis[106], – ибо он познаваем для нас лишь как внутренний психический образ, и не всегда легко понять, что изменилось в образе: сам мир, или только мы, или же все вместе. Образ мира может измениться когда угодно, как и наше представление о самих себе. Всякое новое открытие, всякая свежая мысль способны придать миру новый облик. Это необходимо учитывать, не то мы внезапно обнаружим себя в устаревшем мире, пережитке более низкой ступени сознания. Рано или поздно все умирают, даже при жизни, но крайне важно отодвигать этот миг как можно дальше, и единственный способ тут – это не позволять нашему образу мира застывать в неподвижности. Каждую новую мысль нужно оценивать с той точки зрения, привносит она что-либо в нашу картину мира или нет.
Приступая теперь к обсуждению взаимоотношений аналитической психологии с мировоззрением, я намерен рассматривать их с той точки зрения, которую изложил выше, а именно – пытаться понять, вносит ли аналитическая психология нечто новое в наше мировоззрение. Чтобы получить полноценный ответ, нужно сначала коротко определить сущность аналитической психологии. Под этим термином я подразумеваю особое направление психологии, которое занимается преимущественно так называемыми комплексными психическими феноменами, в отличие от физиологической или экспериментальной психологии, каковая норовит разложить, насколько это возможно, комплексные феномены на их составляющие. Употребляя слово «аналитическая», мы показываем, что это направление психологии выросло из первоначального фрейдовского психоанализа. Фрейд отождествил психоанализ со своей теорией сексуальности и вытеснения и тем самым возвел его в доктрину. Потому-то я стараюсь избегать слова «психоанализ» вне обсуждения чисто технических вопросов.
Психоанализ Фрейда представляет собой, прежде всего, методику возвращения в сознание так называемых вытесненных элементов психического, которые таятся в бессознательном. Эта методика лежит в основе терапевтического способа, призванного обеспечить толкование и лечение неврозов. Она позволяет трактовать болезнь так, как если бы невроз возникал вследствие того, что отдельные неприятные воспоминания и склонности, так называемое неприемлемое содержание, вытесняются из сознания и становятся бессознательными под влиянием своего рода морального отвращения, результата воспитания. При такой трактовке бессознательная психическая деятельность – то, что мы называем бессознательным – оказывается вместилищем (rezeptakel) всех тех элементов, которые претят сознанию, наряду со всеми забытыми впечатлениями. С другой стороны, нельзя не учитывать, что эти несовместимые элементы порождаются бессознательными влечениями, из чего следует, что бессознательное – не просто вместилище, оно также есть источник всего того, что отвергается сознанием. Можно, конечно, сделать следующий шаг и заявить, что бессознательное на самом деле порождает новое содержание. Все, что когда-либо сотворял человеческий разум, обязано своим происхождением тем семенам, что посеяло и прорастило бессознательное. Фрейд особо подчеркивал первое качество бессознательного, я же, не отрицая его значения, больше выделяю второе. Разумеется, достаточно важно то обстоятельство, что человек старается избегать неприятностей и потому охотно забывает все то, что ему не нравится, однако мне представляется, что куда важнее прояснить позитивную деятельность бессознательного. С такой точки зрения бессознательное видится совокупностью всех находящихся in statu nascendi[107] психических элементов. Эта позитивная функция бессознательного нарушается из-за вытеснения элементов (впрочем, не только из-за этого), и подобное нарушение естественной деятельности бессознательного мы должны признать, как я полагаю, наиглавнейшей причиной так называемых психогенных заболеваний. Мы лучше поймем бессознательное, если станем воспринимать его как некий внутренний орган со своей специфической творческой энергией. Если в результате вытеснения какие-либо психические элементы не могут проникнуть в сознание, то возникает нечто вроде запруживания, когда целенаправленная функция упирается в преграду; точно так же может возникнуть преграда для желчи, естественного продукта функции печени, на пути оттока в кишечник. Вследствие вытеснения психическое находит «неправильные» каналы распространения. Желчь попадает в кровь, а вытесненные элементы прорываются в иные психические и физиологические области. При истерии нарушаются в первую очередь физиологические функции; при других неврозах, будь то фобии, обсессии или неврозы навязчивых состояний, нарушаются в основном психические функции, например сновидения. Активность вытесненных элементов проявляется в физических симптомах истерии и в психических симптомах прочих неврозов (а также психозов), и точно так же она сказывается на сновидениях. Сама по себе способность видеть сны есть нормальная функция, но ее возможно нарушить через возведение преграды, как и любую другую функцию. Фрейдовская теория сновидений рассматривает и даже объясняет сновидения только под этим углом зрения, как будто перед нами всего-навсего симптом болезни. Иные направления активности психоанализ, что хорошо известно, трактует подобным же образом; это касается, к примеру, произведений искусства. Но здесь слабость теории Фрейда становится очевидной, ибо совершенно ясно, что художественное произведение – никак не симптом, а подлинное творение. Вообще творческие достижения возможно оценивать только по их собственным качествам. Если понимать творчество как патологическое недоразумение и соотносить его с неврозом, такая попытка объяснения вскоре приведет к достойным сожаления курьезам.
То же самое справедливо и в отношении сновидений. Перед нами типичное творение бессознательного, попросту искаженное, извращенное вследствие вытеснения из сознания. Значит, всякое объяснение, усматривающее в снах лишь симптом вытеснения, бьет мимо цели.
Прервем ненадолго наше изложение и остановимся на плодах фрейдовского психоанализа. Согласно теории Фрейда, человек – существо, обуреваемое инстинктами; он множеством способов вступает в конфликт с законами, нравственными заповедями и собственными воззрениями; поэтому он вынужден вытеснять некоторые влечения целиком или частично. Задача состоит в том, чтобы переместить эти инстинктивные элементы в сознание и с помощью сознательной коррекции сделать их вытеснение ненужным. Угрозе, которую сулит их высвобождение, противопоставляется следующее разъяснение: это лишь инфантильные фантазии и желания, которые легко подавляются, причем уже осознанно. Также предполагается, что их можно «сублимировать», если воспользоваться техническим термином, то есть как бы преобразовать в подходящую адаптивную форму. Но если кто-то верит, что этого возможно добиться силой воли, то увы, придется, его разочаровать – лишь насущная необходимость действенно препятствует естественным инстинктам. В отсутствие такой нужды или острой необходимости «сублимация» будет откровенным самообманом, новой и чуть более изощренной формой вытеснения.
Содержит ли эта теория, с ее своеобразным пониманием человека, что-либо ценное для нашего мировоззрения? На мой взгляд, едва ли. Не подлежит сомнению, что руководящим принципом толковательной психологии, воплощенной во фрейдовском психоанализе, выступает хорошо известный рационалистический материализм минувшего девятнадцатого столетия. Он не создает новой картины мира и не порождает у людей новой установки. Правда, нельзя забывать о том, что теории крайне редко оказывают влияние на установку. Гораздо более действенны в