очень далеко за рамки доклада, и потому я вынужден отослать вас к специальной литературе, где данный вопрос всесторонне обсуждается[116].
Если этим докладом мне удастся помочь вам понять, что в нашей бессознательной психике продолжают действовать те силы, которые издавна проецировались вовне в образах богов и которым приносили жертвы, я сочту свою задачу выполненной. Самим фактом признания мы докажем, что многочисленные религиозные практики и верования, с древнейших времен игравшие столь важную роль в истории человечества, не сводятся к произвольным измышлениям и воззрениям отдельных людей, что они своим происхождением в большей степени обязаны влиянию бессознательных сил, которыми нельзя пренебрегать без угрозы нарушения душевного равновесия. Приведенный мною пример материнского комплекса является, конечно, лишь одним из многих случаев. Архетип матери – всего-навсего частный случай, сюда можно легко добавить целый ряд других архетипов. Такое обилие бессознательных доминант объясняет многообразие религиозных представлений.
Все эти факторы по-прежнему действуют в нашем психическом, сменились только их выражение и оценки, но фактическое существование и активность сохранились. То обстоятельство, что сегодня они понимаются как психические величины, представляет собой новую формулировку, новое выражение, которое, возможно, позволит нам выявить новый способ взаимодействия с бессознательным. По моему мнению, такую возможность нельзя упускать, ведь коллективное бессознательное ни в коем случае не отнесешь к темным закуткам психического: это громадное хранилище исторического опыта, накопленного за бесчисленные миллионы лет, отголосок доисторических событий, к которому каждое столетие добавляет беспредельно малую толику вариаций и дифференциаций. Поскольку коллективное бессознательное есть именно отпечаток всех мировых процессов (weltgeschehens), запечатленный в структуре мозга и симпатической нервной системы, то в целом оно предстает своего рода вневременным и вечным образом мира, уравновешивающим нашу сиюминутную сознательную картину мира. Это другой, если угодно, зеркальный мир. Но, в отличие от простого зеркального образа, бессознательный образ обладает особой энергией, независимой от сознания; благодаря этой энергии он может оказывать на нас сильнейшие воздействия, незаметные на поверхности, однако тем сильнее сказывающиеся изнутри. Эти воздействия скрыты от всех, кто отказывается критически рассматривать свой сиюминутный образ мира, а потому не в состоянии познать самое себя. Мир имеет не только оболочку, но и изнанку, он не только видим снаружи, но постоянно воздействует на нас в вечносущем настоящем (zeitloser gegenwart), из глубочайших и, по-видимому, предельно субъективных уголков психики – все это, несмотря на очевидные признаки древней мудрости, я считаю заслуживает внимания и должно быть признано новым фактором мировоззрения.
Аналитическая психология – не мировоззрение, а наука, и в этом качестве она поставляет материал или инструменты, с помощью которых человек способен создать, ниспровергнуть или восстановить свое мировоззрение. Сегодня многие полагают, будто они способны учуять мировоззрение в аналитической психологии. Хотелось бы и мне быть одним из них, потому что тогда я избавился бы от необходимости проводить исследования и предаваться сомнениям, смог бы ясно и четко указать путь, ведущий в рай. К сожалению, мы еще очень далеки от этого. Я лишь экспериментирую с мировоззрением, пытаясь выяснить, каковы значение и масштаб происходящих сегодня событий. Но этот эксперимент есть в некотором смысле тот самый путь, ибо, когда все сказано и сделано, наше собственное существование – тоже эксперимент природы, попытка нового синтеза.
Наука никогда не будет мировоззрением, она всегда не более чем инструмент. Возьмем мы этот инструмент в руки или нет, зависит от того, каким мировоззрением мы уже обладаем, так как нет на свете человека, вообще лишенного мировоззрения. В крайнем случае он располагает мировоззрением, которое навязано ему воспитанием и окружением. Если ему подсказывают, цитируя Гете, что «счастлив мира обитатель // Только личностью своей»[117], то он без колебаний ухватится за науку и ее выводы, чтобы, используя их в качестве инструмента, создать мировоззрение и тем самым собственное воплощение. Но если унаследованные убеждения твердят, что наука – не инструмент, а цель сама по себе, то он последует призыву, который за последние приблизительно сто пятьдесят лет звучит все громче и громче и который на практике подчиняет себе умы. Тут и там отдельные индивидуумы отчаянно ему сопротивляются, поскольку, с их точки зрения, высший смысл жизни заключается в совершенствовании человеческой личности, а не в дифференциации практик, которая неизбежно ведет к крайне одностороннему развитию конкретной склонности, например, потребности в познании. Если наука выступает самоцелью, то raison d’etre[118] человека будет развитие интеллекта. Если самоцель – искусство, то превыше всего окажется творческая способность, а интеллект отправляют в чулан. Когда самоцель – деньги, науке и искусству остается лишь тихо сойти со сцены. Никто не будет отрицать того, что современное сознание почти безнадежно расколото этими взаимоисключающими самоцелями. В результате человека обучают развивать какое-то качество, и он сам становится инструментом.
За последние сто пятьдесят лет мы стали свидетелями избытка мировоззрения, и это доказывает, что сама идея мировоззрения дискредитирована: ведь чем труднее лечить болезнь, тем больше предлагается лекарств, а чем больше лекарств, тем сомнительнее каждое из них. Создается впечатление, что мировоззрение постепенно превращается в нечто устаревшее.
Вряд ли можно посчитать подобное развитие событий простой случайностью, досадным и бессмысленным заблуждением, ведь нечто, само по себе прекрасное и ценное, обычно не исчезает из вида столь подозрительным образом. Значит, что-то бесполезное и предосудительное было изначально в нем самом. Поэтому мы должны задаться следующим вопросом – а что не так с мировоззрением?
Мне кажется, что фатальная ошибка любого мировоззрения вплоть до наших дней заключалась в притязании на статус объективно ценной истины, в конечном счете на статус научного обоснования этой истины. Как следствие, возник, к примеру, парадоксальный вывод, будто один и тот же Бог должен помогать и немцам, и французам, и англичанам, и туркам, и даже язычникам – коротко говоря, всем против всех. Современное сознание в своем широком осмыслении мировых явлений с содроганием отвернулось от столь чудовищного предположения, но не нашло ничего лучше, чем выдвинуть вместо этого различные философские теории. Правда, и те немедленно начали притязать на статус объективной истины. Это обстоятельство дискредитировало все теории, и в итоге мы пришли к дифференцированным фрагментам сознания и крайне нежелательным последствиям такого расщепления.
Главной ошибкой любого мировоззрения является примечательная склонность считать, что оно выражает предельную истину, тогда как в действительности это всего лишь имена, которые мы даем объектам. Согласится ли всякий ученый с тем, что название планеты Нептун выражает сущность этого небесного тела и потому будет единственно «правильным» названием? Вовсе нет; потому-то наука выше обыденного знания, ведь она вовлечена только в изучение рабочих гипотез. Одно первобытное сознание