class="p1">— В таком случае, мы объявляем для вас амнистию. Приходите в среду на защиту. Рецензент для вас также уже назначен.
— Большое спасибо.
Джон обнял фею и закружился по комнате. Он был счастлив. Жизнь налаживалась.
И потянулись счастливые дни. После защиты они переехали жить в другой город, где Джон вновь смог преподавать. Тигралия больше не появлялась, и жизнь Джона и Лавилаллии стала всё больше напоминать счастливую семейную идиллию.
По утрам она будила его своим мелодичным голоском, готовила неизменный завтрак, снаряжала на работу, а вечером ждала на подоконнике, свесив ноги вниз. Джон знал, что каждую ночь она летает.
Но однажды она стала грустна. Крылья её уныло опустились, цвет лица стал более бледным, а фиалковые глаза более не блестели.
— Что случилась, дорогая моя фиалочка? — спросил он её.
— Мне хорошо жить с тобой, Джонни, но я — существо иного мира, моё место не здесь. Я бы очень хотела вернуться домой, но не могу.
И Джон начал грустить тоже. Он понял, что их призрачное счастье не навсегда, и однажды она просто сбежит от него, исчезнет, как капля росы поутру.
Стена отчуждения меж ними возрастала с каждым днём. И однажды Джон не выдержал этого. Вернувшись домой, он хотел было броситься к ногам своей феи, но не нашёл её нигде. Исступлённо он звал её имя, бродил по улицам с потухшими глазами, но всё было напрасно: она ушла, так же внезапно, как появилась в его жизни, и боле он её не увидит. Бросив в мусорное ведро коробочку с обручальным кольцом, Джон упал на кровать и застонал. Счастье кончилось.
Спустя некоторое время он заболел. Одинокие осенние дни перетекли в одинокие дни зимние. Джон лежал в постели, слушал старую классику, лицо его осунулось, глаза запали и стали большими и тусклыми, он исхудал. Клетчатый плед и кружка крепкого чая с малиной стали его постоянными спутниками, жизнь, казалось, остановилась.
Как-то раз, во время посещения домашнего врача, он услышал неутешительный диагноз: ему осталось чуть менее месяца. Он увядал от тоски и горя.
А в одну из ночей к Джону ворвалась тигралия. Она разгрызла горло, разметала предметы, разбила все стёкла и зеркала в доме и скрылась.
Потом оказалось, что это бред, тяжкий сон, навеянный отсутствием возлюбленной.
Закрыв глаза, Джон приготовился умирать. И тут увидел её — облачённую в подвенечное платье, сверкающее лунным шёлком, ещё более прекрасную, чем прежде.
— Пойдём со мной. Мне дозволено забрать тебя в царство фей. И там ты станешь моим наречённым.
Протянув ей ослабелую руку, озарённый нежданной радостью, Джон медленно поднялся с постели и ушёл в неизвестном направлении.
А утро осветило одиноко лежащее тело мёртвого доктора философии, на чьём лице застыла неземная улыбка.
Раздел третий
Несказочные сказки
Афалина
Арви сидел на краю щербатой скалы и смотрел на простирающуюся под ним пустоту. Небо гремело и стонало, бесновались змеистые молнии, вонзаясь в беззащитную океаническую пучину под ними. Небо шло войной на океан, а солёные языки воды тщетно пытались дотянуться до тёмных громад грозовых туч, чтобы затянуть их безвозвратно в бездну.
Пенистые гребни с шумом и грохотом обрушивались на скалу, где сидел Арви. Когда юноша закрывал глаза, ему казалось, что он слышит шорох миллиардов газетных листов одновременно, и звон огромного басовитого колокола где-то глубоко под землёй, в неведомой каверне. Под низким суровым небом, рассекая острыми крыльями ветер, реяли крикливые чайки. Их протяжные и печальные вопли, берущие за душу, были слышны лишь в том случае, если Арви устало прикрывал глаза. А когда он впадал в некое подобие транса, тщетно пытаясь взглядом поймать узенькую полоску горизонта, он слышал крики дельфинов. Их зов разносился по всему эфиру, звонко дребезжа где-то на периферии слуха, и тогда Арви вздрагивал и словно бы пробуждался от нездорового сна. Если бы…
Если бы он мог присоединиться к пляске свободных морских животных, если бы он мог, как и они, петь и смеяться над бурей, над косыми струями дождя в этот промозглый осенний день… Если бы он мог позволить себе стать свободным.
— Хочу, — прошептал он, — хочу…
ххх
Провалившись в тёмные и липкие объятия сна, Арви смутно ощущал какой-то дискомфорт во всём теле. Будто бы его лёгкие с шумом и присвистом закачивали в себя воздух, а ноги затекли и устали лежать друг на друге, и при этом во рту пересохло, и лежать на спине что-то мешает…
Он открыл глаза — комната, озарённая рассветом, преобразилась: она вся была составлена из красных, жёлтых и белых тонов, при этом синего цвета присутствовало крайне мало. Арви перевернулся на правый бок. Странно. Что это за ощущение?
Он скосил глаза. Вместо рук у него шевелились треугольные плавники, само тело приобрело серебристо-серый оттенок. Дышал он отверстием, расположенным на голове. Он превратился в афалину!
Радость потухла, когда Арви вспомнил о том, что хоть и живёт в небольшом домике возле самой воды, но домик-то стоит на скале. Как спуститься в океан? А если он разобьётся? Но делать было нечего, Арви испытывал дискомфорт, находясь на воздухе так долго. Поэтому он сполз на пол и, напрягая мышцы живота и хвостовой плавник, пополз к выходу. Фут за футом, фут за футом. Полз он долго, ещё не успев привыкнуть к новому обличью. Но это того стоило: за порогом начинался океан.
Глубоко вдохнув, он сильно оттолкнулся плавниками от скалы и слетел вниз. Обтекаемая форма тела позволила гладко войти в воду — Арви даже не ушибся. И тут же им завладел безраздельный восторг. Он радостно заверещал, и выпрыгнул из воды. Солнце окрасило его шкурку в багровые тона, засверкало в чёрных глазах, заблестело на водной глади — тишь, спокойствие, будто бы шторма не было вовсе.
Арви весело рассмеялся. Его голова коснулась воды, и затем он резко вдохнул и нырнул к самому дну, распластавшись над взметнувшимся вверх песком. Вода была тёплая, вода была живящая, они обнимала и ласкала тело афалины.
Спустя несколько мгновений Арви и не помнил, что когда-то был человеком.
Человечнее людей
Дэнни брёл по дощатому забору, слегка спотыкаясь и пошатываясь. Его путь отмечали капли багрянца, остающиеся на досках — это кровь стекала тоненькими струйками из прокушенного уха. Дэнни был кот, и его сильно потрепал дворовый пёс Арс. Но и Арс не ушёл безнаказанным: Дэнни прокусил ему сухожилие на задней правой лапе, и теперь пёс слегка подволакивал ногу. В целом,