работать, что в чём-то провинился, в чём-то ошибается. А на самом деле — это тихая, лживая бумажка, никем не проверенная и никем не подтверждённая, исподтишка гложет его труд, его отдых, его спокойствие.
* * *
Бывает и ещё хуже. Талантливый учёный-медик, аспирант большого столичного института, недавно вернувшись из научной командировки, узнал, что отчислен от аспирантуры. Он спрашивает о причинах — причин не объясняют. Идёт в Наркомздрав, просит проверить, выяснить, восстановить — не восстанавливают, не проверяют, не выясняют. Человек ходит вне себя, ничего не понимает, он на грани умопомешательства. Совершенно случайно узнал, что его отчислили… за шпионаж. За шпионаж — отчислить от аспирантуры, и только? Учёный обратился в Бюро жалоб Комиссии Советского Контроля. Бюро произвело расследование, — оказалось, что кто-то, неизвестно кто, звонил по телефону в институт, в личный стол и, даже не назвав себя, объяснил, что аспирант занимается шпионажем. Этого было достаточно, чтобы мгновенно уволить давно хорошо известного работника. Только вмешательство Бюро жалоб восстановило его в институте…
В Винницком лесном тресте уволили лесовода Баяновича «как офицера царской армии». Повсюду знали Баяновича как отличного и честного специалиста, всюду рады были бы иметь его. Но, взяв в руки бумажку об увольнении, отскакивали от него, как от чумы. По сути же дела Баянович был ещё до мировой войны помощником лесничего. На войне был в самом деле поручиком, но уже в семнадцатом году, и затем восемнадцать лет подряд работал по лесному хозяйству, работал честно, хорошо. Бумажка подсекла эту долгую работу. Вдобавок газета «Лесная промышленность» заклеймила Баяновича в залихватской заметке… Понадобилось опять участие Советского Контроля, чтобы Наркомлес набрался храбрости и дал Баяновичу работу.
Зина Ошанская работала много лет и хорошо уборщицей дома отдыха в Западной области. Но приползла откуда-то бумажка: Ошанская — дочь попа. Личный стол, а за ним и прочее начальство взволновалось. Посмотрели в делах — уборщица никогда не скрывала своего происхождения. Всё равно: чтобы уберечься от бумажки, уволили уборщицу с её ответственного поста. Профсоюз и даже его областной отдел подтвердили увольнение. Только в Москве пересмотрели это дело. Ну, если в Москве, тогда пожалуй. Тогда ещё можно доверить дочери попа подметать комнаты в доме отдыха. Московская бумажка перекрывает бумажку смоленскую. Личный стол успокоился.
* * *
Чем в конце концов занимаются все эти личные столы, отделы кадров, группы по найму? Кого они подбирают — работников или бумажки со слепо пришпиленными к ним живыми людьми?
Конечно, святая обязанность каждого секретариата, каждого делопроизводства, каждой канцелярии собирать и тщательно хранить все точные документы и сведения о людях. Без этого обойтись нельзя. Но надо же разбираться и в смысле этих бумаг, в значении и ценности каждой из них!
Проверка партийных документов показала, что может произойти, если полагаться только на бумажки, не сверяя их с живым человеком. Проходимцу не трудно спрятаться за добродетельной бумагой, и обратно — старая, бессмысленная, иногда лживая бумажка может спеленать сильного, честного, полезного обществу работника.
Они называют себя бдительными, эти столоначальники, для которых — сначала бумажка, а затем человек. Но бдят они преимущественно на страже своего собственного благополучия, личной своей безответственности, личного спокойствия, за счёт чего угодно, и прежде всего за счёт бережного отношения к живому человеку.
1936 г.
Госстроительство, война и восстановительный период
С середины 1930-х годов длилась череда международных военно-политических событий (создание военных блоков Германии и ряда европейских стран, Мюнхенский сговор, заключение Британией договора о ненападении с Германией т. п.). Кстати, не только Германию, но и Британию с Францией советское руководство в 1939‒1941 годах было вынуждено считать возможными нашими противниками. Эти страны готовили бомбёжку нефтяных и нефтеперерабатывающих предприятий СССР на Кавказе, вели переговоры с Турцией об укреплении турецких войск у советских границ, и о подготовке антисоветского восстания в приграничных советских районах. Всё это заставляло СССР как-то реагировать.
В 1939 году, 23 августа, через год после заключения пакта о ненападении между Великобританией и Германией[66], Сталин сделал ответный ход: СССР и Германия подписали свой Договор о ненападении. Но Германия при этом оставила в силе все военные договора, направленные против нас и подписанные двумя-тремя годами ранее!
В тот день, когда Германия захватила всю Чехословакию, кроме «разрешённых» ей Судетов, внеочередная сессия Верховного Совета СССР приняла Закон о всеобщей воинской обязанности, а вскоре после нападения Германии на Польшу началась военная операция Красной Армии по установлению контроля над Западной Белоруссией и Западной Украиной.
Многие публицисты утверждают, что СССР напал на Польшу. Это далеко не так. В 1919 году, в связи с тем, что Россия и отделившаяся от неё Польша затруднялись установить границу между собой, Верховный совет Антанты (то есть орган стран — победительниц в Первой Мировой войне) рекомендовал в качестве восточной границы Польши так называемую линию Кéрзона[67], которая соответствовала этнографическому принципу: к западу от неё преобладало польское население, к востоку — не польское (литовское, белорусское и украинское). Причём историческая граница Королевства Польского проходила в среднем на сто километров западнее линии Кéрзона, то есть полякам немного прирезали землицы. Польское правительство это предложение отвергло, но в июле 1920 года, когда армия Тухачевского наступала на Варшаву, официально её признало. Затем поляки разбили армию Тухачевского, быстро пошли на восток и захватили значительную часть украинских и белорусских территорий.
В 1939-м, подписывая с Германией договор о ненападении, СССР добился от германской стороны признания линии Кéрзона в качестве международно-признанной восточной границы Польши. И Германия, начав войну, остановилась на этой границе. Красная Армия заняла оставшиеся «ничейными», а по сути, наши земли только тогда, когда польское правительство бежало из страны. Некоторая сумятица произошла в одном лишь Бресте: немцы заняли его, но по настоянию СССР были вынуждены уйти.
В октябре в Западной Белоруссии и Западной Украине были избраны Народные собрания, которые провозгласили установление Советской власти, а также они приняли декларации о вхождении в СССР.
30 ноября началась советско-финская война. Наши дипломаты до этого вели переговоры об обмене территориями с целью отодвинуть границу на Карельском перешейке настолько, чтобы Ленинград был вне опасности артиллерийского обстрела. Кроме того, Советское правительство просило уступить некоторые острова и сдать в аренду Советскому Союзу порт Ханко, чтобы построить там военно-морскую базу для прикрытия Финского залива и Ленинграда от нападения вражеского флота.
Это развенчивает миф, будто Сталин не верил в возможность нападения Германии на СССР. Ему не надо было