не знали, что он сидит. Думаю, это отчасти потому, что «Богомолов» очень напоминает псевдоним «Богумил» (по прежней болгарской фальшивке), под которым в Петербурге
очень широко был известен мой кузен Дневницкий (его знали так и в социалист[ических], и в кадетских кругах) и к нему, как опять-таки единственно известному плехановцу, тоже могли направлять прибывающих из-за границы. Впрочем, может быть, Вы уже имеете текст правительственного сообщения и знаете уже, в чем дело. Во всяком случае, судьба Назарьева начинает меня беспокоить. […]
Если за последнее время получали русские газеты, пришлите. Я давно их не видел.
Жму руку. Привет всем.
Ю. Ц.
В запоздавшем письме Лид[ия] Ос[иповна Дан] пишет, что Суханов хотя и продолжает отстаивать свой взгляд по вопросу о III Интернационале, но уже «тоскует» по партии. Такой же Katzenjammer[592], по ее словам, у Якубовича, тоже, оказывается, вышедшего из партии.
Из письма Р. А. Абрамовичу, 11 августа 1921 г
[на почтовом штемпеле открытки: St. Blasien, 11.09.1921]
[…] В списке расстрелянных в Питере есть проф. Тихвинский[593], бывший с[оциал]-д[емократ] из [группы] «Освобождение труда» [594]. Я его знал: он был раньше профессором Киевского политехникума и в 90-х годах за границей был не в группе «Освобождение труда», а в «Союзе русских с[оциал]-д[емократов] за границей» [595], где вместе с Тимофеевым[596], Прокоповичем, Кричевским[597] и др. составлял оппозицию Плеханову. Позже, после раскола 1903 г. [598], одно время был большевиком. Как я и предполагал, в числе расстрелянных много явно не имевших отношения к «заговору», а, вероятно, связанных более или менее косвенно с непосредственно замешанными лицами. Во всяком случае, приведенные в «Голосе России» мотивировки расстрелов ряда лиц позволяют заключить, что это еще более «суммарное» массовое убийство, чем какое было в 1919 г. по делу Штейнингера и др. Поэтому я бы советовал, если у Вас уже будет номер московской газеты с полным текстом прав, сообщения, непременно дать в конце номера короткую статейку об этой расправе (и если даже не будет, то в последнюю минуту написать десяток строк). Событие слишком вопиющее и опасно симптоматическое, ибо несомненно, что это попытка раздуть угасающее пламя террора. […]
Письмо П. Б. Аксельроду, 15 августа 1921 г
Дорогой Павел Борисович!
Ваше последнее письмо написано с таким Schwung’ом[599], что я замечаю, что Ваше самочувствие улучшилось. Как на Вас действовали жары, которые, судя по газетам, достигли тропических размеров?
Прилагаю статью Р. Абрамовича из «Freiheit», чтобы дать Вам представление о том, как он пытается направить деятельность Интернационала по оказанию помощи России. Он в этом отношении проявляет большую активность и кое-чего постиг. К сожалению, побывав в Франкфурте на совещании венского бюро[600], он не внял моему совету поехать в Копенгаген на юбилей датчан, куда меня специально звал Макдональд «поговорить о русских делах», что я должен был отклонить ввиду невозможности прервать лечение. Теперь он сам жалеет, что не согласился меня заместить. Зато ему удалось перепиской с Fimmen’ом[601] и Oudgeest’ом[602] заинтересовать в этом деле амстердамское бюро[603], которое на субботу (третьего дня) созвало конференцию в Берлине специально по этому вопросу, пригласив и нас. Я написал Далину, бывшему на даче, и он тоже выехал к субботе в Берлин. Еще не имею сведений, к чему там пришли; надеюсь, что, во всяком случае, убедили немецких профессионалистов проявить больше активности и что, быть может, заинтересовались теми, более широкими, перспективами, о которых пишет Абрамович в статье и пропагандирует в личных беседах с немцами: международная «экспедиция» помощи голодающим, которая наглядно покажет русским рабочим, что готовы сделать для них «социал-предатели», и которая сможет одновременно feststellen[604], как большевики «борются с голодом» и как они третируют русских социалистов и демократов, готовых работать на этом поприще. Беда та, что независимые, судя по словам Абрамовича, очень сочувственно относятся к такой широкой постановке вопроса, но не проявляют умения, что ли, или энергии в практическом проведении определенной линии, a Mehrheiter’ам и профессионалистам, очевидно, претит или чужда самая попытка шире поставить вопрос. К сожалению, и письмо Каутского – Бернштейна, осветившее одну сторону задачи – чисто пропагандистски, – не пытается сделать из дела помощи серьезную международную кампанию. Только в одном месте – в Бохуме – пока независимые пытались поставить вопрос о помощи политически (в духе письма Каутского), предложив собранному ими митингу вместе со сборами принять резолюцию с требованием освобождения социалистов из советских тюрем; да и то под влиянием только что перешедшего к ним от коммунистов некоего Минка, побывавшего в России и там изменившего свое мнение о русских делах, но, когда после его доклада они внесли такую резолюцию, то совершенно «по-меньшевистски» позволили коммунистам, бывшим в меньшинстве, сорвать все дело путем обструкции, так что рабочие разошлись, не приняв ни резолюции протеста, ни решения о сборах. Зато можно отметить, что иногда партийная «конкуренция» помогает делу. Так, в Берлинской думе коммунисты внесли предложение ассигновать 20 тысяч марок на русский голод. Тогда независимые и с[оциал]-д[емократы], рассердившись, что их опередили, потребовали увеличить ассигновку до 100 тысяч, и эта сумма пройдет, так как у всех трех партий большинство. Конечно, Берлин мог бы дать и в десять раз больше: маленький Нюренберг по инициативе независимых ассигновал 50 тысяч.
Статья Далина мне тоже не понравилась по той же причине, что и Вам. Думаю, что он поддался соблазну «подразнить» специально берлинских кадетов из «Руля», которые с постными минами отказались от своей прежней точки зрения: пусть Россия подыхает, но с большевиками никаких сношений. Боюсь, что он, когда писал, не был осведомлен о том, как держатся в этом вопросе другие буржуазные круги, особенно «милюковцы», которые без колебаний и без ужимок заговорили сразу приличным языком. Я написал на эту тему статью, которая должна сгладить впечатление далинской. Последняя попала в печать без всякого обсуждения, ибо в то время и Абрамович был на даче. Я нисколько не возлагаю особых надежд на левокадетские и т. п. круги в будущем в деле демократического строительства России, ибо думаю, что пока милюковское течение (республиканское и готовое стоять на почве революции) не имеет корней в русских буржуазно-интеллигентских массах и сможет стать почвенным только в том случае, если впоследствии, при ликвидации большевизма, сумеет вобрать в себя и ассимилировать наиболее жизненные непролетарские элементы большевизма – зачатки новой индивидуалистической буржуазной демократии. Но я считаю, что обнаруженный этими кругами