нуждается в нас больше, чем когда-либо, и я чертовски уверен, что не собираюсь подводить его сейчас, и я знаю, что ты тоже не собираешься этого делать.
— Как? — Спрашиваю я, заглядывая в его темные глаза. — Зик был нашим единственным шансом, но мы даже не знаем, выживет ли он.
— Зик? — Спрашивает Роман. — Ты имеешь в виду того засранца, который висит на Джии, как дурной запах?
— Да.
Роман выдерживает мой пристальный взгляд еще мгновение.
— Вот как ты выбралась, не так ли? Он помог тебе?
Я проглатываю комок в горле и киваю.
— Его назначили ответственным за мои тренировки, и он передал мне связку ключей, когда мы проводили спарринг. Последнее, что он мне сказал, — что если я вернусь, то лучше, чтобы пустить пулю между глаз Джии. В тот вечер у Джии были дела, и парадные ворота остались открытыми. Все, что мне нужно было сделать, — это найти путь из своей комнаты к парадным воротам, и я оказалась на свободе.
Маркус смеется, качая головой.
— Блядь, я так и знал, что этот мудак работает на федеролов.
— Федералов? — Спрашиваю я. — Ты думаешь, он работает под прикрытием, на ФБР?
— У нас всегда были подозрения, — говорит Роман. — Но помогать тебе бежать… ни один настоящий член семьи Джии никогда бы не пошел на такое предательство. Он ходит по яичной скорлупе. Но это не значит, что мы можем ему доверять. То, что он предпочел бы видеть нас живыми, а не ее, еще не значит, что он не посадит наши задницы за решетку.
— Дерьмо, — вздыхаю я. — Итак, что нам делать? Мы должны как-то попасть туда.
Роман качает головой.
— Сейчас ты расскажешь нам все, что помнишь о ее доме. Камеры, уровни, где находятся комнаты. Как ты думаешь, ты смогла бы составить план дома?
Я пожимаю плечами.
— Возможно, но я не видела всей территории. Я не знаю, что находится и за половиной дверей, но я могу воспроизвести те фрагменты, которые помню. Однако я не знаю, где она держит своих пленников и держит ли она их вообще в доме.
Маркус кивает.
— Скорее всего, так и есть. Ее приоритет номер один — убрать пальцы нашего отца подальше от ее империи, а это значит, что Леви только что стал ее самым важным пленником за всю историю. Она не упустит его из виду. Наше единственное спасение в том, что она не сможет убить его, пока не выманит нашего отца, а мой отец не из тех, кто просто появляется, когда его зовут. У нас есть время.
— Но сколько времени у Леви? Он уже ослаблен, он все еще пытается восстановиться. Есть не такое уж большое количество пыток, через которые может пройти один человек, прежде чем сдастся.
— Леви силен, — напоминает мне Роман. — Его готовили к этому. Нам просто нужно быть готовыми к тому, что он может оказаться уже не тем человеком, который ушел от нас сегодня ночью.
Мое сердце разлетается на миллион осколков, и я пытаюсь сдержать слезы, делая медленные, глубокие вдохи, прежде чем, наконец, снова встретиться взглядом с Романом.
— Хорошо, — наконец говорю я, чувствуя, как в горле растет комок. — Итак, мы планируем налет. Мы делаем домашнее задание и выбираем лучшее время для вторжения. Но что произойдет, если это не сработает?
Он качает головой, и меня бесит, что у него нет ответов на мои вопросы. Мне приходится напоминать себе, то, что у него нет ответов сейчас, не означает, что мы облажались, это просто значит, что нам нужно думать усерднее, нам нужно сыграть наши роли и все выяснить.
— Мы разберемся с этим, императрица. Не важно, насколько это сложно или сколько времени займет. Я не подведу его. Я не подведу тебя.
Он целует меня снова, его губы такие чертовски мягкие, что это почти преступно, и я не знаю, какую чушь он вкладывает в этот поцелуй, но он способен успокоить меня даже во время самого сильного шторма. Он держит мои губы в заложниках, давая мне мгновение отдышаться, прежде чем отстраниться совсем немного, едва на вдох между нами.
— Я люблю тебя, Императрица. Ты моя гребаная опора. Я живу, чтобы доставлять тебе удовольствие, — говорит он, его пальцы нежно касаются моей щеки. — Да, Леви — мой брат, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить его домой целым и невредимым. Но знание того, что его отсутствие убивает тебя так же сильно, как твое убило меня, заставляет меня стараться сильнее. Я не могу видеть, как твое сердце вот так разбито. Послушай меня, Шейн. Услышь меня, блядь, по-настоящему, когда я говорю тебе, что чего бы мне это ни стоило, вернуть его домой, я сделаю это. Он мой младший брат. Ты, Маркус и Леви — вы все, что у меня есть в этом мире, и я не позволю какой-то двуличной суке отнять это. И ты можешь поспорить на свою гребаную сладкую задницу, что Марк чувствует то же самое.
Я смотрю на Марка, и он кивает, сжимая мою руку в своей, прежде чем поднести ее к губам и запечатлеть нежный поцелуй на костяшках моих пальцев. Затем он позволяет ей опуститься, приземлиться на бедро Романа, когда встречает мои заплаканные глаза.
— Чего бы это ни стоило, — обещает мне Марк, его сердце бьется так же открыто, он выглядит таким же разбитым, как и я. Он натянуто улыбается мне. Одно дело, когда Марк выражает свои чувства ко мне, но когда речь идет об одном из его братьев — это воспринимается по-другому. Он собирается встать и выдерживает мой пристальный взгляд.
— Мне нужно выпить, — говорит он. — Я дам вам, ребята, минутку.
Я наблюдаю за тем, как он выходит из большой гостиной, и жалею, что не могу ничего для него сделать, но, как бы меня это ни убивало, он хочет побыть один. Он найдет бутылку самого дорогого виски, выпьет ее, а когда эффект пройдет — будет готов.
Я смотрю снова на Романа, и обнаруживаю, что его глаза все это время не отрывались от моего лица, и я не могу удержаться, чтобы не обвить руками его шею и не прижаться к нему, как раньше.
— Я доверяю тебе, Роман, — говорю я ему, мои слова хриплым шепотом касаются его теплой кожи. — Я знаю, что ты вернешь его домой. Я знала это с того момента, как встретила тебя. Ты их защитник, и Леви, и Маркуса. Ты всегда защищал их от худшего, того